Дурная слава
Шрифт:
Центрифуга остановилась, Наташа извлекла пробирку, достала пипетку, надела пластиковый наконечник, аккуратно отобрала надосадок, капнула на гест-полоску, вставила ее в гнездо анализатора. Она делала все это автоматически, уже ни о чем не думая, ожидая, когда ее вызовут. Телефон действительно зазвонил. Приветливая девушка Алена, менеджер по персоналу, или, говоря по-русски, начальник здешнего отдела кадров, пригласила Ковригину к себе.
— Можно чуть позже? Я в данный момент не могу. У меня кровь на исследовании, — объяснила Наташа.
— Ничего
Что ж, прекрасно! Вызов в отдел кадров, а не на разбор полетов к Стрельцову означает одно: ее увольняют. И действительно, симпатичная Алена, с состраданием глядя на абсолютно спокойную Ковригину, сообщила, что руководство клиники решило расторгнуть с ней трудовой договор. Ей предлагается написать заявление по собственному желанию.
— Руководство в чьем лице? — решила уточнить Наталия.
— В лице медицинского директора. Если вы возражаете, можно дождаться генерального, он сейчас в отъезде. Конечно, вы можете оспорить решение… По не думаю, что из-за вас генеральный будет ссориться… И вообще, тогда в трудовой книжке будет другая запись, — краснея, сообщила Алена.
— Я не возражаю, — улыбнулась Наташа. — Дайте лист бумаги, пожалуйста.
Алена с облегчением вздохнула, протянула заготовленный шаблонный бланк.
— Знаете, Наталия Сергеевна, мне очень неприятно, что с вами так обошлись. Еще и меня впутали… Странно, что Александр Арнольдович не поговорил с вами сам…
— Ничего странного, — снова улыбнулась Наташа, заполняя бланк.
— В общем-то, раз вы не понравились Нине Павловне, ваше дело изначально было гиблым, — вздохнула Алена.
— А ей можно понравиться? — подняла бровь Наталья. — Это вообще возможно?
— Ну… В общем-то… Как вам сказать… И все же не понимаю, за что они вас… Вы так стараетесь…
— За что? За честность, — весело откликнулась Ковригина. — Когда я могу получить расчет? Или меня, так сказать, без выходного пособия?
— Что вы! — замахала руками девушка. — Вы получите зарплату в полном объеме, тут и разговора нет, я так и сказала Стрельцову…
— Значит, все же были варианты? — усмехнулась Ковригина. — Спасибо, что вы за меня заступились, Алена.
— Мне очень жаль, что так получилось, — пробормотала та. — Как же вы теперь будете? Куда пойдете?
— Куда? Домой, — весело откликнулась Наташа. — А может быть, в кино. Сто лет в кино не ходила!
…Она вышла на улицу. В руке был портфель со справочниками, компьютерными распечатками — все ее нехитрое имущество. Над головой сияло синее-синее небо. Красное зимнее солнце сидело пузатым самоваром на крыше противоположного дома, распуская в стороны золотые лучи. Наташа посмотрела направо, туда, где манил нарядными витринами и праздной толпой Невский проспект. Она глубоко вдохнула воздух, густо насыщенный автомобильными выхлопами, и произнесла:
— Какое счастье!
Глава 14
ИСХОД
Бобровников проснулся, ощущая неприятную тяжесть в голове. За окном было светло, даже птахи какие-то щебетали и гукали. Воробьи, или как их… Что-то случилось с памятью! Он катастрофически стал забывать названия предметов… Имена людей. И вообще… Он ведь собирался предпринять что-то очень важное… А что? Вся информация, хранившаяся в клеточках мозга, словно провалилась куда-то… Ну ничего, доктор говорит, все будет хорошо…
Академик поднялся, натянул на пижаму бархатную куртку. Что-то нужно делать дальше, а что? В палату вошла девушка в белом халате.
— Доброе утро, Юрий Петрович! — улыбнулась девушка. — Вы уже умывались?
Ах да! Вот что нужно было сделать — умыться! Академик радостно улыбнулся:
— Нет, еще не умывался… Простите, как вас зовут, милая?
— Катя, — голосом, исполненным бесконечного терпения, ответила девушка.
— Очень хорошо! Очень славное имя!
— Ну, пойдем умываться? Давайте-ка я вам помогу.
Они прошли в ванную комнату.
— Бриться будем?
— Бриться? — Бобровников задумчиво смотрел в юркало. Там отражалось лицо старика со впалыми щеками и бессмысленным взором. На щеках выступала седая поросль. — Даже не знаю…
— Я думаю, нужно побриться. Вы ведь три дня уже не брились!
— Да? Ну хорошо, давайте побреемся. Кстати, деточка, как вас зовут?
— Катя.
— Очень мило! У кого-то еще такое же имя. Не помню у кого…
— А вы и не напрягайтесь. Зачем память тревожить? Сидите смирно, а я буду вас брить. Вот так. Нот и хорошо… Вот и умник…
Через полчаса умытый и выбритый старик сидел за столиком, поедая овсяную кашу. Медсестра сидела рядом с полотенцем в руке.
— Вот как мы хорошо кушаем, — приговаривала она. — То-то доктор наша будет довольна…
— А кто у нас доктор? — спросил Бобровников.
— Елена Вячеславовна у нас доктор, — приговаривала девушка, вытирая замазанный кашей подбородок.
— Елена Вячеславовна, — повторил старик, пытаясь запомнить трудное, длинное имя. — А вас как зовут?
— А меня Катя.
— Очень красивое имя!
Наконец с завтраком было покончено. Девушка поставила посуду на поднос.
— Ну вы полежите немного, отдохните, скоро доктор придет.
— А кто доктор? — спросил Бобровников, укладываясь поверх одеяла.
Но девушка, не ответив, уже исчезла. И тут же в палате чем-то запахло. Он уже чувствовал этот запах, который шел откуда-то сзади, обволакивал голову, словно пробивался сквозь пластиковую панель на стене, прямо за кроватью. Он еще, кажется, пожаловался кому-то, что в этой палате, куда его перевели, чем-то пахнет. И вроде бы на время перестало пахнуть. А чем ему не нравился этот запах? Вполне приятный… И почему его перевели в эту палату? Непонятно. А где он был раньше? Черт его знает… Что-то такое с ним случилось нехорошее… Но что? То есть не с ним самим… А с кем? Господи, как он устал от этой своей забывчивости! Нужно будет пожаловаться этому… Этой… Ну как их?..