Дурное начало

Минаков Константин Геннадиевич

Сложив колчан, лук и удочку в лодку, девушка испустила хорошо слышимый вздох облегчения, будто наконец отпустила ношу заметно тяжелее, чем жалкая пара принесенных предметов. Алим покачал головой, не до конца доверяя собственным глазам. Но не зная Лелиану близко, для мужчины такая перемена не смотрела кардинальной. В отличие от Бетани, стоящей буквально с открытым ртом.

— Сестра…

Рыжая воительница обернулась к юной чародейке и с легким оттенком грусти улыбнулась.

— Нечего удивляться, малышка Бетани. Мое отдаленное прошлое протекало вовсе не так мирно и тихо, как последние годы в Лотеринге. И под этим тонким слоем смирения и тепла кроется много опасного, о чем следовало бы

забыть. Следовало бы, да… Но это не значит, что знакомая тебе «сестра» вдруг исчезла, как исчезнет этот туман по утру. Если будешь нуждаться в улыбке, пронизанной солнечным теплом истории или объятиях — не стесняйся попросить.

Тем временем Морриган, уже располагаясь в лодке, вполоборота бросила короткую фразу.

— Уж лучше тренировкой ум займи.

Только когда остальные, следуя примеру, заняли места, и эльф столкнул лодку в воду, чтобы начать медленное восхождение против течения по укрытым туманом водам, старшая из двух чародейка вновь подала голос.

— Как великая миссия прошла? Отчего-то триумфа или хотя бы призрака удовлетворения на лице невозможно заметить.

Лелиана пожала плечами, отвернувшись в противоположную сторону, но на вопрос ответила.

— Добраться до Матери удалось. Публичная казнь оставила поселение гудеть как потревоженный улей. Ночью, в кричащей толпе, в отблесках пламени — все выглядит правильным, естественным, вызывающим чувство общности, удовлетворения и торжества. Но с приходом утреннего света представление подходит к концу. Тол расходится. И наедине с собой, при взгляде на спящего рядом малыша или молчаливых отца с матерью — одолевают сомнения. Простые люди хотят забыть прошедшую ночь, смыть как грязь с одежды. Каждое напоминание вызывает отторжение. Рождаются слухи. И те, кто паразитируют на них — процветают. Поступок Матери не упрочил её власть, не пленил сердца толпы, не отвернул тех от Эрла. Только породил медленно расползающийся страх и желание скорее покинуть Лотеринг. Успех Храмовников по уничтожению банды тоже подстегнул людей. Потому день на пролет те боролись с творящимся сумбуром, стараясь превратить бегство в нечто по форме более организованное и безопасное. До помощника Командора Корпуса и ещё двух соратников им может дело и есть, но только сил отвлечься нет. Так что в итоге, проскользнуть в покои Матери оказалось не мудреной задачей. В отличие от остального…

Желтые глаза сфокусировались на фигуре рассказчицы, одновременно с тем, как хозяйка тех нагнулась вперед, опершись на колени.

— Ожидания об острые камни реальности разбились?

— Хорошее сравнение. Мать вполне уверена в выбранной линии поведения. С точки зрения этой женщины — та пробудилась от спячки, сомнений, неопределенности и бездействия. И что перечисленное — было грехом перед Создателем более страшный, чем, скажем, некоторая поспешность в решениях. Особенно на пороге Мора. Мне, как никому другому, легко понять подобный ход мыслей. Но то, куда это ведет… Попытки урезонить не принесли плодов. Каждый аргумент Мать отмела с улыбкой, полной сочувствия и уверенности. Вместо того чтобы заставить задуматься, только подтолкнула задавать мне вопросы, которые ранее замалчивались.

Бетани выгнула брови и обронила единственное слово.

— Вопросы?

— О моем прошлом. О том, кто я на самом деле. О том, могу ли я с тем грузом, что несу на совести, обсуждать поднятые темы. О том… что на самом деле она меня не знает. По-настоящему. В каждом вопросе ощущалось дыхание Сэра Эву, даже мертвый тот стоял у Матери за плечом. И естественно последовали вопросы о самом Храмовнике. Беспокойство этой женщины искренним не показалось. Но факт, что такой интерес всплыл в разговоре между нами, недвусмысленно намекнул на подозрения Матери. А

значит и о моем прошлом та знает больше, чем открыто признает. Последнее, что ожидала найти этой ночью — прячущиеся среди односложных и понятных слов интриги и ложь. Будто старые грехи наконец настигли и устроили засаду.

Морриган хмыкнула и с читаемым в интонации сарказмом подчеркнула.

— Выбор — право каждого, и единственная роскошь дураков. К слову… Полуправда, манипуляции и игра на публику — разве это не признаки, которые служителей каждой веры объединяют?

Рыжая собеседница поморщилась, будто слышать подобное было неприятно. Но, вместе с тем, в итоге согласно кивнула.

— Это так, но в то же время и нет. Люди — не черное и белое. Вот отличные строфы.

Лелиана тихо, но с интонацией произнесла пару строк фрагмента, подходящего для иной кабацкой песни. Голос девушки при этом в окружающий тиши растекался чисто и певуче.

«В одном — грязи только на четвертинку,

Вполне за приличного человека сойдет,

В другом — по макушку, и как бы тот не старался,

От него остается дурно пахнущий след.»

Наклонив голову и бросив на старшую чародейку взгляд исподлобья, та продолжила.

— Конечно, это не весть какая мудрость. В Церкви и хорошие, и подлые люди, а преобладают — средние. Но Мать всегда вызывала только уважение. А в итоге — от пелены на глазах никто не может гарантировать защиты. В конечном счете точку в разговоре поставила именно Мать, оказав последнюю «услугу». Если мое присутствие в Лотеринге в скорости испарится, та не будет меня искать, преследовать и даже забудет обо мне вовсе. На этой ноте решила больше в закрытые двери не стучаться…

Внезапно в разговор влез Алим, размеренными движениями орудуя шестом.

— Не самая радостная тема для разговора во мгле ночного тумана и посреди реки. Тем не менее. Лелиана, мне жаль, что человек, которому демонстрировалось столько доверия, настолько изменился и ответил равнодушием.

— Не знаю, что тут больше заслуживает сожалений. Упомянутое, или собственная слепота? Может ситуация отдельных людей, застрявших посреди всего этого? Или, даже бездарный способ достижения Церковью поставленных целей с разбазариванием подвернувшейся возможности?

— Наш маг — мастер знаков внимания. Можно те смело игнорировать.

— По прежнему злишься… Хорошо, давайте о другом. Откуда эта… потрясающая одежда и прочее? Если не секрет.

Бетани, сдерживаясь, прыснула в прижатый к губам кулак и демонстративно уставилась в молоко тумана. Лелиана же загадочно улыбнулась, прежде чем ответить.

— О… Меня нельзя назвать совсем уж безнадежной. Несмотря на жизнь в монастыре, комплект, чтобы моментально исчезнут, всегда под рукой. По личным причинам. Разве что удочка потребовала творческого подхода. Конечно, будь это платье из красного атласа и бархата с бордовым приталенным жакетом и отличной парой туфель на высоком каблуке в тон к ансамблю — радовалась бы больше. Но и впереди не бал.

Живописное описание праздничного женского туалета вызвало на лице обеих чародеек живой интерес, вместе с тем заставив эльфа смущенно закашляться. Но если Бетани слушала восхищенно, живо представляя себя на балу в подобном одеянии, Морриган сощурила глаза, заинтересованно приглядываясь к самой Лелиане. Потому, возвращая разговор к изначальной теме, девушка спросила.

— Один момент покоя не дает. Почему во всей истории Командор Храмовников себя так пассивно вел? И в первую очередь — с Эву. Что того сдерживало, руки другому наоборот освобождая?