Дурной пример заразителен
Шрифт:
Бывали времена, когда через вахту люди начинали идти косяком или, попросту говоря, просто переть, словно студы на первую пару. Даже пропуска проверять становилось сложно.
– Опять в корпусах вокруг воду отключили, - вздыхала вахтёрша, отключая турникет.
– И они хотят пить?
– наивно предположил я.
– Да нет... Просто, когда отключают воду, вахтёры запирают туалеты. Ну, а какая жизнь без туалета? Тем более, люди с опозданием узнают и еле в соседний корпус успевают.
И правда, некоторые входящие, немного смущаясь, спрашивали:
– Где тут у вас туалет?
"Нельзя ли это как-нибудь обыграть, на манер старухи Шапокляк?" - подумал озорник. И отправился на разведку.
За первой дверью с буквами WC (а что, тут и иностранцы учатся) был маленький тамбур, в который выходили три двери: с буквой М, с буквой Ж и без буквы, за которой была маленькая комнатка, где уборщицы хранили инвентарь - вёдра, швабры, веники всякие. Запиралась она на защёлку снаружи, а изнутри чего её запирать-то?
Три двери и две буквы... И тут мой дружок вспомнил рассказ Конан Дойля "Золотое пенсне". В нём, если помните, близорукая женщина без пенсне путает направление в незнакомом помещении из-за одинаковых ковриков и попадает в ловушку. Сюда тоже некоторые приходят впервые. Двери похожи. А что, если...
Юрка расхрабрился, встал на цыпочки и дотянулся до жестяной буквы Ж - та болталась на гвоздике. Вытащить - плёвое дело... будь он повыше. Табуретку где возьмёшь, да и подозрительно. Зачем честно идущему в туалет мальчику табуретка? Он же не водопроводчик какой.
Лучше уж вскарабкаться на плечи верного друга.
– Ты пойми, - убеждал он меня, - кто-то заходит в первый раз и не привык, где тут М, а где эта Ж. Их запросто направить не туда. Вот юмор будет!
Сперва предполагалось просто поменять местами М и Ж, а там уж кто куда попадёт. Но я эту пакость, поразмыслив, забраковал. Во-первых, к дверям придётся подходить три раза, ведь к какой-то - дважды, чтобы снять букву и повесить другую. Да, это Юрке подъезжать, а мне-то, кряхтя, подходить. Можем не успеть, уронить в спешке жестяную буковку, напороться на выходящую... А во-вторых, конфуз мужчины в женском или женщины в мужском выявится сразу, и мы не успеем замести следы. Нет, обделать дело надо так, чтобы облажавшийся (или облажавшаяся) потом не смог объяснить людям, почему не туда попал, комар носу чтоб не подточил. Мы должны замести следы, чтобы на сынишку вахтёрши, личность, вообще говоря, людям приметную, не пало подозрение. И чтобы пакость была достойна имени старухи Шапокляк.
– Что ты предлагаешь?
– Просто перевесить букву Ж на пустую дверь, и наблюдать из щели двери М. Если тётенька перепутает и войдёт в каптёрку, мы выскакиваем, задвигаем задвижку и возвращаем Ж на законное место. А потом... Помнишь, как в фильме "Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещён" чувак с совком всю дорогу спрашивал: "Что это вы тут делаете?"
Само собой разумелось, почему не М. Мужчина запросто сломает защёлку, не стесняясь и даже не задумываясь. Да и нехорошо как-то шутить над своим полом.
Юрка подумал и согласился. Это даже лучше выйдет. Если пленница не решится громко стучать и кричать, мы сможем её и помариновать в заточении. Только я в любом случае должен буду уйти - двое мальчишек вблизи места происшествия наведут на подозрения.
– А почему я? И поездишь на мне, и я же уходи! А тут самое интересное, может, начнёт разворачиваться!
В конце концов, договорились бросить монетку сразу после заметания следов и безропотно подчиниться жребию.
Когда уже пришли и "заступили на боевое дежурство", поняли, что бить надо наверняка, "холостой выстрел" возбудит подозрения и вряд ли нам удастся повторить "боевым". Поэтому вслепую действовать не годится. Юрка дежурил на перекрёстке коридоров, а я прогуливался около двери туалета, разглядывал (снизу вверх) настенную информацию. И поглядывал, кто входит в туалет, кто выходит. Если людей засело много, я мог охолодить Юрку, когда он ко мне побежит. А побежит он тогда, когда через вахту будет проходить подходящая жертва.
Пришлось подождать и поскучать, но в итоге мы были вознаграждены. Правда, чуть не сорвалось. Туалетчица, видно, слишком сильно хотела. Не успел я прокатить Юрку от двери до двери, а он - перегвоздить букву, как торопливые каблучковые шаги послышалось уже у самой двери. Моему подельщику пришлось не слезать с меня, а прямо спрыгивать, и в мужской он скользнул по инерции. Я шмыгнул за ним, но из любопытства отстал, повернул голову. В дверь прямо-таки вбегала тётенька с высокоуложенными русыми волосами, в коротком жёлтом платье.
Шустрость требует ответной реакции. Лишь жёлтое платье скрылось за фальшивым Ж, я метнулся и задвинул заранее смазанную задвижку. Юрка тоже, оказывается, не зевал, уже нагибал меня под себя. Я напрягся, выпрямляясь, и мы в два счёта "замели следы".
– Тс-с!
– приложил он палец к губам. Мы стали прислушиваться.
Какое-то топтанье, шорох, потом дверь дёрнулась, задвижка вздрогнула. Ещё, посильнее - то же самое. Мы, не сговариваясь, повернулись спиной и навалились на дверь, благо габариты наши позволяли встать рядом. Всё не так тревожно гадать: сорвёт - не сорвёт, вырвется - не вырвется.
Голос за дверью зазвучал сразу плаксивый:
– Да выпустите же меня! Мне в туалет надо. Есть там кто? Или это дверь заклинило?
– Бух, бух, дрог, дрог!
Поймёт она по недвижности двери, что с той стороны кто-то навалился? Или у неё невелик опыт попадания в такие ловушки?
Впопыхах мы забыли бросить монетку, но лотерея всё равно пошла: не появится сейчас никто - мы орлы, появится - нам решка. Пока никто не появлялся... кроме жалости в моей душе - ведь страдает же человек! Лопнет ещё пузырь... а может, ей по-большому?
Я толкнул Юрку к выходу - мол, беги, и сделал жест в сторону задвижки - а я, мол, рискну открыть. Он силой отвёл мою руку вниз и сжал - мол, не дури и стой. Тут в дверь снова стали ломиться, мы бросили распри и вновь дружно налегли спинами. Но пассаран! Пока нам везёт, надо стараться. Так папа всегда говорит... по другим случаям, конечно.
– Да что же это такое?
– ныли за дверью между толчками.
– Хулиганство, что ли? Эй, есть кто там? Что вы делаете, черти? Ведь я же сейчас...
– она благоразумно не сказала, что сделает, да мы и сами догадались.