Душа и дьявол
Шрифт:
Баба Стася заставила меня еще раз и с подробностями рассказать всю Сонькину историю и описать место действия.
— Проще простого! — авторитетно объявила она, подумав с минуту. — Живут в том доме старухи аль нет?
— Какие старухи? — изумилась я.
— А бабкины ровесницы.
— Какой еще бабки?
— Не соскучишься с тобой, подружка, — совершенно по-молодому преподнесла мне баба Стася. — Сони твоей семья как разменялась? Добрые люди бабушку к себе век доживать взяли, а в ту квартиру Соня вселилась, ведь так?
— Поняла,
— Допрашивать, права нет! — передразнила меня баба Стася. — Экие у тебя слова нечеловеческие. А мы их не допрашивать, а попросту спросим. Ведь знают же они, с кем соседка встречалась, кто к ней в гости ходил, а иным часом и жил у нее. Все на квартире завязано, помяни мое слово. Соня твоя никому, пигалица, не нужна.
— Это точно, — я вспомнила следователя, внутренне сопротивлявшегося моему потоку информации. — И даже хорошо, что она в милицию идти не захотела. Как бы она там нарисовала мой вылет из окна? А? Ее бы точно в дурдом увезли!
— А что, видела она, как ты перекидывалась? — забеспокоилась Баба Стася. — Это уж вовсе ни к чему!
— Нет, я ее в комнату отпихнула, она даже на пол, кажется, села. Она уверена, что я по стенке с третьего этажа сползла!
Баба Стася хихикнула в кулачок.
— А ведь сползла бы! — давясь смехом, прошептала она. — Ох, сползла бы! Кабы я перекидываться не обучила!
— Наивная, она, Сонька, — объявила я. — Ей что угодно можно внушить.
— И такую ты в подруги выбрала?
— Да нет, это она меня выбрала…
— …и присушила? Другие-то подруги есть иль нет?
— Обхожусь.
— А мужик?
— Обхожусь.
— Да-а… — помрачнела баба Стася. — Мы все хоть детей родили, кроме Ренатки, у той бутылки с какой-то заразой в лаборатории заместо дитяти. Отказалась бы ты от этой затеи, пока не поздно. А договор Зелиал порвет или сожжет. Ты не смотри, что он нечистая сила. Он добрый.
— Это я, бабушка, уже заметила.
— Снился он мне, Зелиал, — призналась баба Стася. — Хоть и не мужик, а нечисть, нежить, непонятно как устроенная. Молодая была, тридцать аккурат стукнуло. А мой с войны не вернулся.
— Поздно мне отступаться, баба Стася, — сказала я. — Если отступлюсь, мне уже никогда покоя не будет.
— А хочешь, я все это заместо тебя сделаю? — тут у бабы Стаси даже глаза вспыхнули. — Все равно греха уже ни душу взяла, ну, еще и за твой грешок отвечу. Ты не беспокойся, я все по-умному сделаю и так твоего насильника проучу — не обрадуется. И ты будешь спать спокойно.
Я задумалась. В чем-то старуха была мудрее меня — это я уже сообразила.
— И с чего же ты, бабушка, начнешь?
Она задумалась.
— В разведку пойду! — вдруг объявила она. — Вот твое дело молодое, тебе некогда кости греть на солнышке. А состаришься, и главное у тебя удовольствие будет — все дела переделав, на солнышко к подружкам выбраться. Подружки-то — они тоже старенькие, в кино не побегут, а соберутся на скамеечке и неторопливо так беседуют, а сами все замечают. Ну, переврут чего, это случается. Ну, на детей жалуются без меры, вот этого не терплю. Что же ему, дитяти, всю жизнь за твою юбку держаться да твоим мелким умишком жить? Так ты его заодно с собой на лавочку усади и веревкой привяжи, чтобы все бабьи бредни слушал да терпел!
Видно, это были воспоминания о недавней бурной дискуссии на лавочке. Не иначе, соседки проехались по молчанию пятерых «малых», а баба Стася разбушевалась, и тут уж досталось и правому, и виноватому.
— Так что полетели в разведку! — вдруг решительно объявила баба Стася и принялась отворять кухонное окно.
— Как, сразу?
— А чего тянуть? Успеть надо, пока ящик работает.
— ???
— Ну, пока он работает, все в него уставятся, таращатся и чай прихлебывают. А как все программы кончатся, люди спать ложатся. Пока они в ящик глядят — они для отвода глаз самые подходящие. Ну, давай, перекидывайся. И я за тобой следом.
Бабкин азарт передался мне. Но, пока я перекидывалась, на кухню вошла Анна Анатольевна с пустыми тарелками.
Увидев на подоконнике живую ворону, она от неожиданности попятилась.
— Станислава Игнатьевна! — воскликнула она, глядя, как баба Стася ведет по себе руками и берется за плечи.
— Что Станислава Игнатьевна? — осведомилась баба Стася. — Полетаем, воздухом подышим, как раз к коронному блюду вернемся! Ты только, Аня, окно не запирай!
Тут баба Стася живенько перекинулась, мы снялись и полетели.
Сонькин дом мы облетели со всех сторон, заглянули во все окна, но нигде не нашлось искомой старушки — видно, они уже спали. Баба Стася покружила над двором, над дорогими ее сердцу лавочками, и на сей раз безошибочно вычислила, где может обитать приятельница интересующей нас помирающей бабули. С первого захода мы опустились на нужный подоконник.
Там, как в сказке, сидели за столом дед да баба, только вместо курочки Рябы верещал и кудахтал телевизор. Если бы не видели своими глазами — никогда не поверила бы, что дед да баба могут наслаждаться концертом рок-музыки, пусть и с приглушенным звуком.
Говорили они при этом о ценах на картошку магазинную и рыночную, а также анализировали причину разницы в этих ценах.
К нашему счастью, окно было открыто и на улицу ускользнул край занавески. За нее мы и спрятались.
— Слушай, мать, давно я не видал ту твою подруженьку ненаглядную из дома напротив, — вдруг сказала баба Стася, невзирая на птичий облик, совершенно человеческим и своим голосом. — Жива еще, а? Что-то на похороны тебя вроде не звали. Болела она, что ли?
— А вот не знаю. Как ее дочка с внучкой забрали к себе так я и след потеряла. А болеть она болела, — согласилась почтенная соседка, наливая себе чаю.