Душа оборотня
Шрифт:
— Скучно мне с русалками, странник. А чего ты беспокоишься? Ну, поиграю с ней, так ведь не трону. Девкой была — девкой и останется.
— То-то и оно. Ты натешишься разговорами, а она присохнет к тебе, на парней и смотреть не станет. Хорошо, если умом не тронется. Уходи добром.
— А если не уйду, — перелестник опять ухмыльнулся, — что ты сделаешь? Кистенем вдаришь?
Олег не спеша достал из-за пазухи узелок с заговоренной травой, развязал тесьму.
— Ты меня совсем за дурачка держишь? Кистенем тебя не достать, а вот это… Тебе ведь до новой
— А у него не получится — так я попробую. — За плечом перелестника неслышно возник Невзор.
Середину стало не по себе, когда он увидел желтый блеск его глаз.
Перелестник презрительно скривил губы, оглянулся, и улыбка сбежала с его лица. Увидев, что в узелке у Олега, он совсем помрачнел.
— Хороша компания. Да, я мог бы сразу сообразить. Ты — ведун. Ладно, оставлю девку тебе…
— Мне она не нужна.
— Дело твое. Но ты уйдешь, а я вернусь с новой звездой.
— Это вряд ли. С новой звездой и память у тебя новая будет. Ты про Белославу и не вспомнишь. Забирай свои подарки и уходи.
Красивое лицо перелестника исказила гримаса. Он шагнул к девушке и сорвал с нее трепетавшие светом бусы. По щеке Белославы скользнула слеза, губы задрожали. Бусы растаяли в руке перелестника, словно снежинки.
— Быстрее, — поторопил Середин.
Исчезая на глазах, перелестник отступил за колодец.
— Не тот волк, кто по лесу рыщет, а тот, кто за спиной стоит. Оглядывайся почаще, ведун.
Подождав немного, Олег провел ладонью по лицу, снимая заговор «на кошачий глаз». Сразу стало темно, будто он из солнечного дня шагнул в глубокий погреб. Исчезли радужные краски, луна показалась битой тарелкой, а звезды — крошками на темной скатерти. Почти неслышно всхлипнула Белослава.
— Не слушай его, Олег, — подошел поближе Невзор, — змея напослед всегда куснуть норовит.
— Не переживай, дружинник, — хлопнул его Олег по плечу, — знаю, это он по злобе сказал.
Высыпав щепотку травы на ладонь, он сдул ее на лицо девушки. Белослава охнула, глаза ее закатились. Невзор подхватил падающее тело под руки. Середин завязал узелок, сунул за пазуху.
— Все, спасибо, друг. Теперь я сам. — Он поднял на руки безвольное тело Белославы и зашагал к дому старосты. — Захочешь попариться — под утро я баньку освобожу.
— Мне теперь любой пруд — баня, а туман — пар душистый, — невесело сказал Невзор.
Плечом открыв дверь, Олег проследовал в предбанник и, войдя в парную, положил Белославу на нижний полок. Воздух в бане был сухой и горячий, как в пустыне. Оглядевшись, ведун нашел связку лучин, запалил несколько, зачерпнул ковшиком отвар туи из бадейки и выплеснул на каменку. Камни зашипели, как Змей-Горыныч на богатыря. Высыпав горсть растертой травы на ладонь, он кинул ее на раскаленные камни. Заклубился, смешиваясь с паром, дымок, засвербило в носу от терпкого запаха трав. Середин вышел в предбанник, скинул куртку, рубашку, сапоги, взялся было за штаны, но подумал и снимать не стал.
Белослава лежала с закрытыми глазами, густой пар клубился над ней; рука свесилась с полка, безжизненная, словно ветка мертвого дерева. Олег плеснул на камни еще пару ковшей и подошел к девушке.
— Ну что, радость моя? Купаться будем, — пробормотал он, развязывая тесемки на вороте свадебной рубахи и узорный пояс.
Приподняв Белославу, он стал стягивать рубашку через голову. Впечатление было такое, будто он готовил покойника к погребению — настолько неживой казалась девушка. Под свадебной оказалась нижняя рубаха свободного кроя из тонкого выделанного льна.
— Да что ж это такое! Кочан капусты на огороде, а не девка на свидании.
Олег привалил девушку спиной к верхнему полку, приподнял ноги и задрал рубашку до пояса, перехватил уже повлажневшую от пара ткань и стянул рубаху через голову. Вполне оформившееся тело девушки белело сквозь пар, как парус плывущего в тумане корабля. Руки Белославы безвольно упали вдоль тела, голова поникла, и она стала заваливаться на бок. Олег придержал ее за круглые плечи, поднял на руки. Прямо возле лица оказалась крепкая девичья грудь с розовыми сосочками, похожими на недозрелую землянику.
— Спокойно, Олег, спокойно, — пробормотал Середин, — мы здесь не за этим.
Он взвалил девушку на верхний полок, где жар был посильнее. Оставшуюся в узелке траву Середин высыпал в глиняную чашку, достал из печки несколько угольков и положил туда же. Над чашкой заклубился дымок, он поставил ее возле головы Белославы так, чтобы дым овевал лицо.
Вода в бадейке с запаренным веником слегка остыла, и Олег, двумя щепками подхватив с каменки несколько раскаленных камней, бросил их в бадью. Березовый веник распарился, молодые листочки развернулись, ветки стали гибкими, словно лоза. Ведун подтащил бадью поближе к полку, собрал в левую руку ветви туи, в правую взял березовый веник, взобрался на полок и взмахнул веником над девушкой.
— Свет звезды падучей, к земле-матери сошедший! Отпусти девку красную, отзови гостя нежданного, дурман-морок сними с лица белого, с чела ясного, с тела чистого.
Ветками туи провел Олег по телу девушки, от лица до пальцев ног, затем — березовым веником в обратную сторону. Обмакнул веник в бадью и повторил процедуру, после чего, вперемежку похлопывая пучком туи и веником, прошелся вдоль мышц по рукам, ногам, по телу Белославы. Кожа ее слегка порозовела, несколько березовых листочков, резко контрастируя с незагорелым телом девушки, налипли под грудью и на животе.
— Давай, милая, просыпайся, — пробормотал Середин.
Белослава прерывисто вздохнула, затрепетали ресницы. Блеснули из-под век еще затуманенные слабостью карие глаза.
— Маменька…
— Не маменька, — проворчал Середин, — и даже не папенька.
— Ой… — Белослава, быстро приходя в себя, приподняла голову. — Ты кто?
— Конь в пальто… Куда?! — Середин бросил веник и едва успел повалить обратно на полок метнувшуюся в сторону девушку. — Лежи-ка смирно!
Но она забилась в его руках, словно пойманная рыба.