Душа Пандоры
Шрифт:
– В моей комнате что, собралась вся Эллада?
– Не вся, только лучшие из лучших, – ослепительно улыбнулась Доркас.
– Мы ждали тебя, – с искрящимся в глазах беспокойством сказала Ариадна.
– Ага, особенно Фоант, – фыркнула Доркас. – Так заскучал бедолага, что выпил три кувшина вина.
Из спальни донесся обиженный голос:
– Всего лишь три чарочки!
– Знаю я эти твои чарочки, – хмыкнула Деми.
Подивилась в очередной раз: действительно знает. Помнит.
– Кажется, ты задолжала
И пока остальные рассаживались на скамье и кровати, на которой разлегся Фоант, он изваянием застыл у двери. Рассказывая, Деми чувствовала себя древним оратором в окружении желающего послушать его народа.
– Медея? – воскликнула Ариадна. – Из всех людей этого мира ты обратилась к Медее?! К той, на чьих руках кровь невинных? Много, очень много крови…
– Она, возможно, единственная, кто мог мне помочь. Иногда цель оправдывает средства, Ариадна.
Та отвернулась, не желая продолжать спор.
– И что? – облизнув губы, нетерпеливо спросила Доркас. – Она научила тебя воздействовать на атэморус?
Деми, хмурясь и отводя взгляд, рассказала о том, что произошло в Элевсине.
– И это все? – разочарованно протянула Искра Геи. – Ты просто его прогнала? Зная, что в тебе заключена такая сила?
– А что бы сделала ты?
За нее ответил Никиас:
– Я бы заставил атэморус сражаться за меня. Призвал бы их, создал бы целую армию и натравил ее…
– На Ареса? Ты правда думаешь, что мне это под силу?
Никиас долго смотрел на нее.
– Если кому-то и под силу, то тебе.
Доркас, откидываясь на кровать, протянула приглушенное «оу!» и многозначительно переглянулась с Фоантом. Щеки Деми запылали, но взгляд от Никиаса она отвела не сразу.
Ариадна, что, хмуря брови, глядела прямо перед собой, решительно мотнула головой.
– Ты правильно сделала, что ушла.
– Не знаю. Я в этом не уверена. Просто…
– Просто уничтожение нескольких атэморус не стоит того, чтобы пятнать свою душу тьмой. Ты не представляешь, каково это. Не знаешь, к чему это может привести.
Деми и впрямь не знала, но до сих пор помнила то ощущение неправильности происходящего, накрывшее ее с головой. Чувство, будто что-то в ней неотвратимо менялось. Будто тьма, которую она вытягивала из атэморус, стылой и темной болотной водой наполняла ее естество.
– Есть еще кое-что. Я вернула память, и обратного пути для меня теперь нет. Больше никаких дневников и никаких побегов от реальности. Забвение будет ждать меня лишь в конце пути, а до тех пор… – Она покачала головой. – Я буду помнить каждую свою ошибку, и пусть это звучит трусливо, возможно, возвращение памяти – одна из них.
– Не говори так, – тихо сказала Ариадна.
Деми порывисто к ней развернулась.
– Доркас и Никиас правы, в моих руках сила, способная или уничтожить атэморус, или заставить их примкнуть к воинам Зевса вместо того, чтобы нападать на людей. А я не могу. Я слишком отчетливо помню, каково это – обращаться к этой силе, и это мешает мне…
– Снова ее призвать, – кивнул Никиас. – Потому и я так редко снимаю маску. Потому не сражаюсь в Эфире. Что для других проявление трусости, для меня…
В комнате повисла звенящая тишина. Все взгляды теперь были направлены на Никиаса.
– Та тьма, что вырывается из тебя… – Деми содрогнулась, воскрешая в памяти это видение. – Она что-то меняет в тебе, верно?
– Каждый раз, как забирает чью-то жизнь, – пустым голосом ответил Никиас. – Вот почему, наверное, в каждой новой моей инкарнации бреши лишь разрастаются.
– Откуда ты…
– Как и ты, повзрослев, я узнал о тех, кто страдал от похожей напасти. О себе.
Долгий взгляд глаза в глаза, а в нем – столь хрупкое понимание. Друг друга. Общности их жизней. Схожести их странных сил…
Тонкая нить, протянувшаяся между ними в тот момент, когда открылась правда о Пандоре и пифосе, стала крепче. Деми ощущала ее так отчетливо… В этот миг она и вовсе ощущала только ее. Ирреальное, зыбкое видение: они вдвоем на призрачном мосту, и никого рядом, никого больше.
Еще миг, и эфемерное чувство единения померкло. Но память Деми его уже не сотрет.
– Тьма имеет свойство возвращаться и оставлять в тебе след, – глухо сказал Никиас, не отводя взгляда. Чувствовал ли он хоть толику того, что чувствовала она? – Ариадна права. К черту армию – очередную армию, которая все равно не сможет ослабить Ареса и переломить ход войны. Она не стоит такой цены.
Доркас, помедлив и покусав щеку изнутри, кивнула. И ей знаком дар, чья сила – разрушение, не созидание.
– Никакая сила не стоит потерянной души, – прошептала Ариадна.
Слушая их, проникаясь их словами, Деми чувствовала снисходящее на нее успокоение. Не всем, в конце концов, суждено стать героями. Но под покровом облегчения билась одинокая мысль: что, если желание послушать друзей – лишь проявление ее слабости? Выбор самого легкого из путей?
Ответ, полученный от Деми, Медею не порадовал.
– Ты, должно быть, шутишь. Пока другие готовы на все, чтобы заполучить жалкие крохи божественного благословения, ты отвергаешь то, чем наградила тебя сама Эллада?
Повторять чужие слова в свою защиту – все равно, что прикрываться чужим телом как щитом. И все же Деми повторила.
– Не стоит такой цены, говоришь? А что, если я скажу тебе, что твоя сила может помочь тебе противостоять не только атэморус, но и химерам? Тем, что терзают Эфир, терзают самих богов?
Деми застыла, неверяще глядя на царицу чудовищ.