Душа Петербурга
Шрифт:
Какой же культурно-исторический организм легче и полнее раскроет свою душу? Его нетрудно найти. Это родной город.
II
Город мы воспринимаем в связи с природой, которая кладет на него свой отпечаток; город доступен нам не только в частях, во фрагментах, как каждый исторический памятник, но во всей своей цельности; наконец, он не только прошлое, он живет с нами своей современной жизнью, будет жить и после нас, служа приютом и поприщем деятельности наших потомков. Город — для изучения самый конкретный культурно-исторический организм. Душа его может легко раскрыться нам. Так, тосканский город Сьена обещает не только изучающему его, но даже каждому, входящему в него, раскрыть не только ворота, но и сердце. На его Porta Camolia сохранилась надпись: «Cor tibi magis Sena pandit». [76]
76
Больше (чем ворота) Сиена открывает тебе сердце (лат.). (прим. авт.)
Надпись на Порта Камолиа, в которой Анциферов переставляет местами второе и третье слова, использует в качестве эпиграфа П. П. Муратов в главе «Сиена» (см.: Муратов П. П. Образы Италии. М., 1911. Т. 1. С. 238). (комм. сост.)
Как же подойти к городу, чтобы раскрылась его душа? Тютчев учил нас чувствовать природу:
Не то, что мните вы, природа, Не слепок, не бездушный лик. В ней есть душа, в ней есть свобода, В ней есть любовь, в ней естьКак же научиться понимать язык города? Как вступить с ним в беседу? Ни в коем случае не следует превращать город в музей достопримечательностей, [78] которые показываются при экскурсиях, как невежественными фантазерами-гидами, так и специально подготовленными руководителями.
77
«Не то, что мните вы, природа…» 1836 — стихотворный афоризм Ф. И. Тютчева. (комм. сост.)
78
Под музеем в данном случае подразумевается «хранилище раритетов». К счастью, в последнее время стали иначе смотреть на музей, стремиться представить собрание таким образом, чтобы оно создавало стройные и законченные композиции впечатлений; более того, в музее стали видеть органическую часть города. Примером такого музея может служить Museo Nazionale в термах Диоклетиана в Риме. (Примеч. авт.)
Это сопоставление двух типов музеев восходит к наблюдению П. П. Муратова, сравнившего «наводящее уныние» «холодное великолепие» Ватиканского музея с «живым и теплым» мрамором Национального музея, устроителям которого «пришла в голову превосходная мысль — вынести под открытое небо и на солнечный свет часть хранимых в нем античных коллекций» (Муратов П. П. Образы Италии. М., 1913. Т. 2. С. 20, 24). Диоклетиан (243между 313 и 316) — римский император (284–305). (комм. сост.)
Экскурсия должна быть постепенным покорением города познанию экскурсантов. Она должна раскрыть душу города и душу, меняющуюся в историческом процессе, освободить ее из материальной оболочки города, в недрах которой она сокрыта, провести, таким образом, процесс спиритуализации города. Тогда явится возможность вызвать беседу с душой города и, быть может, почувствовать некоторое подобие дружбы с ним, войти с ним в любовное общение…
Тонкая ценительница Италии — Вернон Ли, [79] глубоко почувствовавшая ее искусство и природу, пишет:
79
Вернон Ли. Италия: Genius loci (русск. Изд. Сабашниковых, Москва, 1914 г.). (Примеч. авт.)
«Места и местности… действуют на нас, как живые существа, и мы вступаем с ними в самую глубокую и удовлетворяющую нас дружбу». [80]
И она перечисляет дары дружбы с этим «нечеловеческим существом»: очарованность, подъем духа, счастливое просветление чувств, воспоминания, которые звучат в нашей душе подобно мелодии. Вернон Ли вспоминает один образ из римской религии — Genius loci, божество местности. От античности сохранились нам изображения олицетворенных городов. И ныне мы находим в Париже статуи городов на площади Согласия, [81] порожденные античной традицией. Город символизируется в виде величественных женщин, увенчанных коронами из зубчатых стен и башен. Вернон Ли справедливо протестует против этой подмены существа духовного материальным образом, не имеющим с ним внутренней связи. Видимое воплощение божества местности — это «сам город, сама местность как она есть в действительности; черты, речь его — это форма земли, наклон улиц, звуки колоколов или мельниц и, больше всего, быть может, особенно выразительное сочетание города и реки…», [82] и мы добавим еще: запахи города. Но есть в городе уголки, где мы чувствуем особое присутствие этого «божества».
80
Вернон Ли. Италия. М., 1914. Ч. 1: Genius loci. С. 15–16. (комм. сост.)
81
Имеются в виду скульптуры восьми городов: Страсбурга и Лилля (скульптор Прадье), Руана и Бреста (скульптор Корто), Бордо и Нанта (скульптор Калуэ), Марселя и Лиона (скульптор Патито), расположенные в павильонах вокруг площади Конкордиа (Согласия) в Париже. (комм. сост.)
82
Вернон Ли. Указ. соч. С. 17. (комм. сост.)
Вот этот мост дугой над тихой канавкой, сжатой тяжелым гранитом, эта приземистая желтая башня, подпирающая арку дворца, из-под которой видна широкая река, покрытая тихо шелестящими льдинами, подобно стае лебедей, медленно свершающих свой путь, и там за рекой стены мрачной крепости, над которыми вознеслась сверкающая игла, увенчанная Архангелом, [83] — все это единство звуков, красок, форм, игры света и тени, наконец, чувства пространства — составляет целлу [84] храма, где обитает сам genius loci.
83
Анциферов описывает вид на Петропавловскую крепость со стороны Зимней канавки. (комм. сост.)
84
Целла — святилище античного храма, где находилось скульптурное изображение божества. (комм. сост.)
III
Описать этот genius loci Петербурга сколько-нибудь точно — задача совершенно невыполнимая. Даже Рим, который был предметом восхищенного созерцания около двух тысяч лет, не нашел еще точного определения сущности своего духа. Правда, такой подход к городу как к живой индивидуальности, которой хочешь не только поклониться (это знал и древний мир), но и познать ее, — такой подход — явление недавнего времени. Однако Вечный город оставил такое обилие следов, запечатленных им на душах созерцавших его, что задача описания «чувства Рима» представляется благодарной. Что же сказать о Петербурге, на возможность восхищения которым указал только двадцать лет тому назад Александр Бенуа, [85] и его слова прозвучали для одних как парадокс, для других как откровение!
85
Речь идет о статье А. Н. Бенуа «Живописный Петербург» (Мир искусства. 1902. № 1), ставшей «манифестом» городу (Рославлев М. И. «Старый Петербург» — «Новый Ленинград»: (Строение города в прошлом и программа будущего). Л., 1925. С. 95).
«Люди с хорошим вкусом, — писал современник о статье А. Н. Бенуа, — убедились опять, что Петербург в самом деле «удивительный город, имеющий мало себе подобных по красоте».
Это маленькое «открытие» получило решающее значение. С тех пор увлечение Старым Петербургом непрерывно прогрессировало»
(Лукомский Г. К. Современный Петербург: Очерк истории возникновения и развития классического строительства (1900–1915 гг.). Пг., 1917. С. 32). (комм. сост.)
Не следует задаваться совершенно непосильной задачей — дать определение духа Петербурга. Нужно поставить себе более скромное задание: постараться наметить основные пути, на которых можно обрести «чувство Петербурга», вступить в проникновенное общение с гением его местности.
Прежде всего, нужно помнить, что genius loci требует ясного взора, не отуманенного хотя бы подсознательными, произвольными образами. Нужно помнить судьбу немецких романтиков, живших сложной, глубокой и яркой внутренней жизнью и вместе с тем столь произвольной. Эти мечтатели, попадая в Рим, томились, не встречая в нем своей фантастики, а более из них ослепленные наполняли его своими призраками, и подлинный город не доходил до их сознания. Всюду они видели только себя, только отражение своих фантазий. [86] Genius loci в этом смысле требует известного самозабвения, очищения себя от предвзятых, непроверенных впечатлений, от мало обоснованных желаний.
86
Имеются в виду немецкие и австрийские живописцы-романтики назарейцы (Ф. Овербек, П. Корнелиус и др.), члены «Союза Св. Луки» (1809); живя в Риме, они пренебрегали его античными древностями, сосредоточив внимание на живописи раннего Возрождения и стремясь воскресить средневековое религиозное искусство. (комм. сост.)
Нужно раскрыть свою душу для подлинного восприятия души города.
С чего начать изучение города для постижения его души? При каких условиях легче всего ощутить его индивидуальность?
Л. Н. Толстой в своей эпопее «Война и мир» подсказывает нам правильный путь нахождения целостного образа города: созерцание его с высокой точки при подходящем освещении.
«Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры, Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределенным признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого, Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыхание этого большого красивого тела. Всякий русский человек, глядя на Москву, чувствует, что она мать; всякий иностранец, глядя на нее и не зная ее материнского значения, должен чувствовать женственный характер этого города; и Наполеон чувствовал его». [87]
87
«Война и мир» (т. 3, ч. 3, гл. XIX). (комм. сост.)
Здесь с изумительной силой выражено восприятие города как нечеловеческого существа с его таинственной жизнью, трепещущей в его плоти, сияющей в его душе. Л. Н. Толстой проникает в стихию этой жизни и определяет ее как стихию женственную, объективно ей присущую и субъективно воспринимаемую русским как материнскую. Такое виденье образа Москвы возможно лишь при условии единовременного ее восприятия с вершины горы или колокольни.
Для постижения души города нужно охватить одним взглядом весь его облик в природной раме окрестностей. Профессор И. М. Гревс рекомендует начинать «завоевание» города с посещения какой-либо вышки. [88] Так, хорошо в Риме прежде всего подняться на Яникульский холм [89] или в сады Monte Pincio; [90] Венецию и Флоренцию обозреть с высоты их стройных кампанилл; [91] Париж с холма Монмартра, из купола храма Святого сердца. [92] Проф. И. М. Гревс справедливо отмечает, что виды `a vol d’oiseau [93] мало привлекательны в эстетическом отношении, но для изучения топографии они много дают. [94] И действительно, все представляется плоским, неровности города стираются, перед нами едва намеченный барельеф, приближающийся к плану. Но созерцающий получает возможность увидеть город в рамке окружающей его природы, а без этого его образ не получит завершенности и, следовательно, не сможет быть воспринят как органическое целое. Мы почувствуем здесь воздух местности, которым дышит город. Природа словно входит в город, а город бросает свой отблеск на окружающий пейзаж. Появляется таинственное чувство зарождения города, мы ощущаем его истоки. Легко представить, глядя на широкое пространство, что было время, когда здесь бор шумел и ничего не было, и мы переживаем плодотворный образ материнского лона города и его зарождения. Мы можем отметить места, а то и следы предшественников города, стертые или поглощенные их счастливым соперником. Мы можем выделить первоначальное ядро города, ощутить ярко, конкретно его рост — постепенное покорение территории.
88
Речь идет о следующем указании:
«Очень хорошая метода: начинать «завоевание» вновь познаваемого города, усваивая его «анатомию» с высоты какой-нибудь господствующей над ним вышки.»
(Гревс И. М. К теории и практике «экскурсии» как орудия научного изучения истории в университетах: (Поездка в Италию со студентами в 1907 г.) // Журнал министерства народного просвещения. 1910. № 7. С. 46). (комм. сост.)
89
Так начинает осмотр Рима аббат Пьер Фроман в романе Золя «Рим» (Примеч. авт.)
Герой романа Э. Золя «Рим» (из серии «Три города», 1896) в самом начале повествования приезжает в Рим и прямо с вокзала направляется на Яникульский холм. (комм. сост.)
90
Сады Monte Pincio разбиты в Риме в 1809–1814 гг. по проекту архитектора Г. Валадье; имели прогулочные террасы. (комм. сост.)
91
Кампаниллы — четырехгранные или круглые колокольни, характерные для итальянской архитектуры средневековья и Возрождения. (комм. сост.)
92
Храм «Святого сердца» (Sacre-Coeur) — базилика на Монмартре, построенная в 1875–1891 гг. по проекту архитектора П. Абади. (комм. сост.)
93
С птичьего полета (фр.). (прим. авт.)
94
И. М. Гревс. К теории и практике экскурсий («Журн. Мин. Нар. Просв.», 1910 г.). (Примеч. авт.)
Отсылка к источнику, указанному в сноске, ошибочна. Анциферов пересказывает мысль Гревса, изложенную в статье: Гревс И. М. Монументальный город и исторические экскурсии // Экскурсионное дело. 1921. № 1. С. 25. (комм. сост.)
Словом, пристальный — анализирующий и синтезирующий — взгляд с птичьего полета дает самое главное: город ощущается как «нечеловеческое существо», с которым устанавливается поверхностное знакомство, и, может быть, даже здесь полагается начало усвоению его индивидуальности, конечно, в самых общих чертах.
Здесь же мы можем иногда установить даже, к какому типу относится изучаемый город. К тем ли, что возникают стихийно, развиваясь свободно, подобно лесу. Корни таких городов уходят в глубь, до которой не докопаться лопате историка, в глубь, обвеянную таинственными мифами, смысл которых не всегда ясен исследователям. Или же он принадлежит к типу тех городов, что создавались в обстановке уже развитой и сложной культуры, вызванные к бытию общегосударственными потребностями, подобные парку с правильными аллеями, на устройстве которых лежит печать сознательного творчества человека. К типу первых городов принадлежат Рим, Москва… Эти города развивались действительно стихийно. Улицы спутаны, вырастают одна из другой, как ветви могучего дерева, вливаются одна в другую или в площади, как реки, зарождающиеся из озер или протекающие через них. Все на первый взгляд кажется случайным, какой-то прихотью неведомых сил, творивших город. Более внимательный анализ плана дает возможность открыть известную логику в росте города: вокруг ядра наслаиваются новые круги, в этом случае план города напоминает разрез ствола дерева. Ко второму типу можно отнести Нью-Йорк, отчасти Флоренцию [95] и наш Петербург. Правильные линии Васильевского острова, бесконечно длинные проспекты, сходящиеся радиусами к Адмиралтейству, — уже одно это указывает, к какому типу следует отнести Петербург.
95
Во Флоренции доныне ясно можно установить традиционный план сразу построенного города по типу римского лагеря: крест из двух главных улиц cardo maximus и decumanus maximus. Посреди площадь — forum с кремлем — arx. (Примеч. авт.)
Cardo maximus — демаркационная линия с севера на юг (лат.).
Decumanus maximus — демаркационная линия с запада на восток (лат.).
Forum — форум, рыночная площадь в древнеримских городах (лат.).
Arx — крепость (лат.). (комм. сост.)