Душа – вертеп метаферизма
Шрифт:
Египтяне обогатили культуру искусством строительства пирамид, и мы обогащаем пирамидами городских свалок мусора.
Философия стравливает во мне строптивость неистового быка и увертливую фею грез души ради развлечения расчетливого разума в минуты свободные от битвы с суевериями культурных потребительских инстинктов.
Человек – призвание потомка обезьян порочить блага природы своих прапращуров.
Знаменитости затоптали газон истории оставили после себя одни руины памятников.
В роднике
Писателя раздражает истинно народная непосредственность, графомана, которую он ценит только в себе как память о чистом детстве не попорченным еще жаждой популярности.
Правда самовлюбленное отражение в зеркале лопоухой кривды.
Пережитые заблуждения превращаются в алгоритм трусости.
Моральные принципы не универсальны, польза от них сомнительна, – когда радикально меняются условия, в которых ими пользуются, принципы соблюдают только свои частные интересы.
Интерес к бесконечному многообразию мира вне тебя убивает интерес к себе.
Сильный характер? Это от лени размениваться на беспокойные сомнения.
Привычка самообман, алгоритм тунеядства, сон разума, Стихия невежества, Бог суеверия.
Краснеет человек не от стыда, это следы пощечины чужого превосходства.
Слава посмертно воздает почести смерти, но не человеку.
Гранитный памятник содержательнее пустотелого бронзового.
Ужимки – мочалка совести.
ПРИТЧА. Воля моя оплодотворяет мою духовную жизнь как своенравную женщину прилипалу, приспосабливающую мои интеллектуальные ресурсы для благополучия безмозглого метаболизма, согласно законам биологического выживания, игнорирующего интеллект и волю мою.
Лень единственное средство обуздать произвол прогресса.
Лень одна спасает человека от губительного для здоровья торжества прогресса. Приспособиться к ее темпам человек не успевает из-за своей потребительской жажды.
Прогресс не видит человека и не считается с его царственным самомнением, цивилизация видит перед собой только то, что в его шкуре еще осталось от обезьяны и насилует эти реликтовые остатки животного.
Мир провокация войны.
Совесть невеста неразборчивая, она выйдет за любую ложь, приличную ее достоинству.
Совесть – правила поведения на людях, этикет ханжества.
Авто мускулы моего тщеславия.
Честолюбие рыцаря вооружалось мечом и кольчугой, честолюбие цивилизованного потребителя – автомобилем.
Хлеба с маслом и зрелищ
Скорость – сон дорог.
Автомобиль моторизованная скука одиночества.
Автомобиль коллекционирует нас.
Мой внедорожник понимает меня лучше, чем жена.
Авто – мужское счастье взаимопонимания.
ПДД (правила дорожного движения) моральный кодекс нынешнего общества.
Старость вызывает зеркало на последний поединок.
Нажимая на педаль газа, я посылаю всех на три буквы ато и подальше.
Авто – моторизованный гроб.
Авто арендованный у смерти катафалк.
Авто подельник одиночества.
Захлопывая дверь авто, я становлюсь самим собой.
Авто мое второе большое Я.
Лицемерие родовые схватки культуры, которая бессильна быть бескорыстной и вынуждена казаться…
Пошлость универсальное средство взаимопонимания.
Совесть это диалог двух лицемеров – человека и его жвачного животного в одной шкуре.
Стыд страхует честное слово
Способность делать долги без отдачи – вот все чем отличается гуманизм от воровства.
Логика – гипотетическое средство выпрямить горбатого, но живого.
Правила насилие обезличенное.
Порядок пренебрегает и человеком, и законами живой природы, не говоря уже о неприкосновенности права человека на жизнь, диктующую цели и целесообразность целей жизни.
Человек вынуждает власть защищать свои казуальные прерогативы теми же средствами, на которые вынуждает прибегать человека бесчеловечность природного метаболизма.
Человек – экономическая модель расхитителя не возобновляемых ресурсов природы.
Общественное мнение избавляет от личной ответственности за последствия ошибок его воинственного бездушия.
Цивилизация – история плодотворности массового кровопускания
Добро – крестный путь вымирающей верви разумной части человечества.
Прогресс – агрессивность потребления.
Одиночество – обвинительные показания судьбы против человека на божьем суде.
Одиночеством тяготятся как повесткой в суд неправый, где ты сам и обвинитель и защитник и благожелательная публика.
Насмешка словечко красное, но вовсе не от стыда за наглость.
Сарказм, это голод, когда все кости противника обглоданы,