Душегуб
Шрифт:
Покраснев и задыхаясь от гнева, Моргенштейн молча встал, отбрасывая в сторону стул, Люд, нехорошо улыбаясь, с готовностью поднялся ему навстречу, и неизвестно чем бы все кончилось, если бы в эту минуту в кубрик не заглянул за чем-то командир.
— Товарищи офицеры! — заполошно прокричал первым увидевший его Бал.
Разведчики повскакали с коек, привычно вытягиваясь по стойке смирно.
— Товарищи офицеры, — успокаивающе махнул рукой, призывая всех заниматься своими делами, командир. — Кукаринцев, зайди сейчас ко мне, обсудим задачу.
Удобный момент для драки был безвозвратно упущен. Люд, с явным сожалением разжав кулаки, смерил застывшего у стола Моргенштейна презрительным взглядом, как бы говоря: "Повезло тебе сегодня, сынок, но мы еще продолжим, будь уверен!". На выход он прошел почти вплотную, нарочно задев капитана твердым литым плечом.
Группа двигалась резво, еще не растраченная за прошедшие с момента выхода несколько
Топали пока еще по якобы своей полностью подконтрольной территории, но ночь есть ночь, чужое время. Сейчас власть над спящей Чечней принадлежала вовсе не федералам, и рассуждать о мирности и безопасности той или иной местности мог только полный чайник, совершенно незнакомый с суровыми местными реалиями. Среди разведчиков чайников не водилось, потому шли осторожно, стараясь лишний раз не вспугнуть окружающую тишину, далеко разбросав по сторонам и по направлению движения чутко вглядывающиеся в темноту дозорные двойки. Люд с беспокойством поглядывал то на часы, то на начинавший уже постепенно светлеть, наливаясь предательским алым оттенком встающего солнца восточный край неба. Командир группы надеялся вывести ее на исходную позицию до темноты и успеть замаскировать дневку, дабы не обнаружил их случайно какой-нибудь шальной мальчишка или пастух. Здесь не Афган, где спецы просто без лишних разговоров уничтожали случайных свидетелей их движения. Сейчас позволить себе такую роскошь нельзя, не война ведь в самом-то деле, правильно полковник сказал. Только тогда какого же хрена группа спецразведки ГРУ ГШ крадется по территории своей собственной страны, ощетинившись во все стороны дозорами? Давайте уж определимся без дураков, либо мы здесь воюем, и тогда уж надо воевать, как положено, как это предусмотрено всеми боевыми уставами и наставлениями без лишних скидок на гуманизм и соблюдение российского законодательства, либо войны нет, и ГРУ здесь просто от нечего делать груши околачивает, тогда давайте отзовем отсюда сводный отряд и не будем мешать МВД и ФСБ делать их работу… По уму получается именно так, разве нет? "Только где и когда в России что-нибудь делалось по этому самому уму?" — с горечью подумал Люд, в очередной раз недовольно косясь на подсвеченные фосфором стрелки командирских часов.
— Шире шаг, — зло зашипел он на направляющих. — А ну прибавили ходу, черти! Или будете у меня в первой попавшейся сортирной яме дневать!
Группа, не слишком удаляясь от Курчалоя, обходила село с юга, ходко продвигаясь по зарослям густого молодого подлеска, постепенно поднимаясь все выше и выше. Наклон окружающей местности поначалу был совсем незаметным, но вскоре уже ощутимо пошел вверх, распарено запыхтели, цепляясь за корявые гнутые древесные стволы бойцы, закарабкались, тяжело оскальзываясь на покрытых мокрой травой кочках. Тяжелее всех приходилось дозорным, вынужденным кроме прочего еще и следить за окружающей местностью. Несмотря на то, что Люд заранее зная о трудности предстоящего маршрута, против обыкновения назначил дозорными в основном лучше подготовленных физически контрактников, возросшая крутизна подъема сделала свое дело. В какой-то момент из серого предутреннего тумана прямо перед основной группой вынырнули две размытые облаченные в мешковатые покрытые лохмами балахоны тени.
— Кто такие? — севшим голосом окликнул Люд, на всякий случай резко приседая и бросая к плечу автомат.
— Это мы, тащ капитан, — до боли знакомо просипели в ответ.
— Жердяй, мать твою, ты что ли?
— Да, тащ капитан, мы это… Вы просто нас нагнали, быстро слишком идете, не успеваем мы…
— Я тебе, сука, не успею сейчас! Я тебе так не успею, сидеть больно будет! — яростно зашипел Люд. — Что совсем нюх потеряли?! Вернемся, я вами, уродами, займусь, будете у меня три раза в день кроссы бегать! Вперед, кому сказал?! Уроды мамины!
Темные с неопределенными расплывающимися очертаниями фигуры, послушно растаяли в сером мареве, чтобы уже через десять минут возникнуть опять.
— Уроды, вот уроды! — хрипел Люд, раз за разом понукая выдохшихся разведчиков.
— Ну соберитесь, пацаны! Потерпите, немного совсем осталось!
Тех, кто шел в составе основной группы, тоже приходилось подгонять, а
Наконец они, задыхаясь, обливаясь потом и пошатываясь от усталости, вывалились на относительно ровную площадку, за которой совсем рядом, рукой подать виднелся новый подъем.
— Стой! — еле ворочая непослушным языком, выдохнул Люд.
Это долгожданное слово еле прошелестело в накрывшей предгорья предрассветной тишине и все же его услышали все, почувствовали кожей, шестым чувством, подсознанием. Осели на каменистую землю как подрубленные, там же где стояли, не слишком разбираясь камни под ними, древесные корни или мягкая трава. Сейчас большого значения это не имело, лишь бы дать отдых натруженным ногам, облокотиться рюкзаком о твердую опору, разгрузить натертые плечи и блаженно дышать полной грудью отплевываясь поднимающейся из траченных никотином легких зеленовато-бурой слизью.
— Эй, чересчур там не расслабляться! Дозорные фишку рубят, остальным перемотать портянки, подтянуть ремни, поправить снаряжение. Не спать там, я сказал! Кто это уже приложился?! На дембеле будешь спать, парень, под бабьими сиськами! А здесь глаза разуй и делай что сказано, понял меня? Нет?! Немец, сюда ко мне подходи, обсудим кое-что…
Превозмогая боль в натруженных непривычной ходьбой по предгорьям ногах, Морген поднялся и, стараясь двигаться прямо и ровно, проковылял к командиру. Тот уже деловито расстелил извлеченную из полевой сумки карту и внимательно изучал ее, подсвечивая китайским фонариком. Первый солнечный луч острым клинком пробил горизонт на востоке, ярко сверкнул, преломляясь от облаков.
— Успели, — неожиданно мягко протянул Люд, глядя на встающее солнце. — Красиво-то как, Немец… Ты посмотри только, ничего нет красивее восхода в горах… Разве что восход на море… Но там он просто другой, не лучше, не хуже…
Морген удивленно глянул на расслабившееся, растерявшее вдруг куда-то все жесткие линии и складки лицо командира, и, поймав этот взгляд, Люд смущенно хмыкнул, тряхнул головой, разгоняя наваждение, становясь прежним: злым, жестким и насмешливым.
— Садись, чего застыл. Или привык в кабинетах задачи стоя получать? Так мы не в штабе, а в поле, про строевой устав на время забыть можешь…
Морген передернул плечами и сел, он даже не обиделся на опять всунутую в разговоре шпильку об уставниках и паркетных вояках, Люд постоянно доставал его этим. Но за то мгновение, когда командир, забыв о необходимости держать имидж крутого вояки, любовался восходом, Морген мог простить ему очень многое. Впервые за время их знакомства в чертах Люда проглянуло что-то настоящее, человеческое и трогательное не соответствующее старательно культивируемому повседневному облику.
— Значит, смотри, — пытаясь справиться со смущением, Люд говорил нарочито грубовато. — Внизу, прямо под нами южная окраина Курчалоя. Отсюда она как на ладони, видишь? Теперь обрати внимание вот на ту улочку, да, на ту, третью от трассы. Нашел? Хорошо. По правой стороне видишь дом с крытой железом крышей, там еще сад вокруг. Так вот. Этот дом и есть цель нашего выхода. Проживают в нем некие Талалаевы. Мужик призывного возраста там один, зовется Ахмед, бывший боевик, сейчас больше по горам не скачет, потому что поймал как-то пулю в колено и теперь изрядно охромел. Зато его младший брат Апти вовсю партизанит, и, говорят, даже близко знаком с самим Хаттабом, врут, поди, но все может быть. Кроме того в доме обитают две женщины: их мать и жена Ахмеда, а также целая куча молодых чеченят общим числом четыре штуки — Ахмедовы братья и сестры. Плодятся, суки, что твои кролики. Судьба отца братьев неизвестна, предположительно погиб в боях 96-го года в Грозном. Вот такая вот семейка. И все бы хорошо, но только один из наших источников стуканул недавно, что Апти крутится здесь поблизости, да не один, а как минимум вдвоем с весьма темным арабом. Наемник вернее всего, а это уже действительно пахнет Хаттабом, сечешь? Так вот эти веселые ребятишки навестили ночью нашего агента и вымогали у него двадцать тысяч долларов на священную войну с неверными. И самое интересное собранные деньги агент должен передать брату Апти — никогда не покидающему села инвалиду Ахмеду. А это что означает, студент?