Душенька
Шрифт:
— Извини, мне надо принять душ.
— Почему бы нам не сделать это вместе?
Людмила не ответила, просто молча прошла в ванную комнату.
Булыгин снял номер в гостинице. Это был очень хороший номер. Если не люкс, то полулюкс точно. Не станет же сиятельный господин, хозяин не чего-нибудь там, а «Джинсового рая», трахаться с любовницей в третьесортном номере для командировочных экспедиторов... Людмила вдруг мысленно одернула себя: ну зачем уж так цинично?.. Помнится, она только что упрекала в том же самом своего кавалера. Нет, любовника... Справедливости ради, ее ведь никто насильно
Людмила приняла душ и, завернувшись в полотенце, пришла обратно в комнату, села в кресло, напротив кровати. Тогда Булыгин тоже поднялся и, обиженно дергая желваками, пошел принимать душ.
Вернувшись, он сел в другое кресло и открыл бутылку вина, стоявшую на журнальном столике. Затем наполнил бокалы, один из них подал Людмиле. Она взяла. Они стали молча пить вино. Людмила старалась не встречаться взглядом с Петром, в то время как он смотрел на нее неотрывно.
— Извини, — наконец произнесла она. — Мне не следовало ехать с тобой.
— Почему?
— Просто не следовало, и все.
— Но ты же не собираешься сбежать среди ночи. Останься хотя бы до утра. Если я уж так тебе неприятен, то обещаю, что больше не буду к тебе приставать. Хоть это и не просто...
Она не могла объяснить ему истинную причину этого отчуждения. Да, возможно, она рассуждает несовременно, но ей на самом деле казалось, что они поступают некрасиво. Петр женат. Ей не следовало пользоваться ситуацией и известной мужской слабостью в отношении женщин. Наверное, все дело в том, что у нее уже давно никого не было. Ей просто хотелось немного внимания, немного ласки, немного тепла...
— Да нет же! — чувствуя, что ее внезапная холодность очень сильно его задела, принялась возражать она. — Ты мне вовсе не неприятен... напротив... Ладно, Петь, извини, я вызову себе такси... Хорошо? Не обижайся... Надеюсь, это никак не отразится...
Он не дал ей договорить, вытащил из кресла, сорвал с нее влажное полотенце, и они снова очутились в постели.
Утром Булыгин отвез ее домой, а потом снял квартиру для встреч.
Это была очень красивая квартира, просторная современная «студия», отделанная и меблированная по последнему слову. Некрасивыми были только их поступки: эти тайные встречи, отношения без будущего... Людмила ненавидела себя за это, проклинала последними словами, но не могла ничего с собой поделать. Стоило только его номеру высветиться на дисплее мобильного, как сердце тут же обрывалось и падало в темную бездну и внизу живота разливался огонь. Это было худшее, что могло случиться: связаться на старости лет с женатым мужиком. И все же это было самое лучшее, что могло с ней произойти.
— Если я разведусь с женой, ты выйдешь за меня? — спросил Петр примерно через пару месяцев после того, как закрутился их бурный роман.
Уже два месяца они встречались, ходили вместе в театры, даже были в консерватории, ну и, само собой, ужинали в лучших ресторанах, несколько раз ездили за город, в пансионат, и дважды в неделю занимались любовью на «конспиративной» квартире. Уже остался позади весенний студенческий фестиваль, и их почти ничего не связывало, но они почему-то продолжали видеться. И она ни разу не намекнула ему на то, что ей, как взрослой и порядочной женщине, нужно нечто большее, чем просто встречи.
— А без «если»? — шутливо, как бы с вызовом, произнесла Людмила, ни на йоту не веря в истинность его намерений.
— В каком смысле? — не понял он.
— Почему ты ставишь вопрос именно так: мол, вот, если я разведусь...
— Люд, но ты ведь не думаешь, что я могу просто так бросить женщину, которая прожила со мной двадцать лет, родила мне ребенка...
Она поняла, что действительно сморозила глупость.
— Извини...
— Нет уж! — Дурачась, он заговорил с притворной строгостью. — Не извиню, пока не ответишь на мой вопрос. Немедленно отвечай! Как ты тогда сказала? На любой ваш вопрос есть любой мой ответ?
— Ты серьезно?
— Люда... Ну что за ребячество? Конечно, серьезно.
Он и впрямь не шутил, несмотря на игривый тон, и даже не собирался морочить ей голову. Людмила осознавала, что это как раз то, чего ей хочется больше всего на свете, но одновременно что-то заставляло ее тревожиться. Она сама не знала — что. Видимо, какие-то глупые дремучие предрассудки насчет того, что на чужом несчастье... Он такой хороший... Он очень, очень хороший... У нее никогда не было такого мужчины... Но ведь это же неправильно, неправильно и подло уводить его из семьи. В конце концов, он дает ей все, что может, и даже себя. И любит ее, хоть и нечасто ей об этом говорит. Она не должна соглашаться...
— Ну хорошо, — сказала она. — Я согласна.
Он налетел на нее с поцелуями, совершенно искренне, по-мальчишески, радуясь тому, что она сказала ему «да».
— Значит, так... — заговорил Петр, когда порыв страсти утих. — Я куплю нам квартиру. А пока мы можем пожить тут, чтобы не стеснять Сашу. И я наконец-то начну писать мою книгу! Ты готова стать моей музой?
— Что же мне еще остается? — рассмеялась она.
— Бизнесом займется мой сын, я оставлю себе долю, так что ты не беспокойся, бедствовать мы не будем...
Она вдруг вспылила:
— Господи, Петя! Да ну тебя с твоими деньгами!
Он осекся, лицо изумленно вытянулось.
— Люд, ты чего?
— Ничего. Я никогда богато не жила, и мне на все это глубоко наплевать. Неужели ты думаешь, что меня интересуют твои деньги?
— Ну, вообще-то деньги всех интересуют, — робко возразил он, опасаясь опять сказать что-то не то.
Внезапно Людмила загадочно улыбнулась.
— Но не до такой же степени, чтобы говорить об этом в постели, — упрекнула она его.
Петр с облегчением рассмеялся, сообразив, куда она клонит.
— Да, ты права, постель — это святое... Но машину Саше я все-таки куплю. «Тойоту». Да? Как ты думаешь? Родственникам невесты, кажется, положено отдавать калым?
— Что это еще за азиатская дикость!
— Почему же азиатская? — продолжал он, притягивая Людмилу к себе, чтобы снова заняться любовью. — Ну ладно, выберем европейскую марку. «Ауди», БМВ... «вольво» опять же... Слушай, а давай правда купим Сашке «вольво»...