Душераздирающее творение ошеломляющего гения
Шрифт:
Какое слово?
Может, я его неправильно услышал. Кажется, «пархатый». Так, да?
Да.
А как правильно — «пархатый» или «порхатый»?
Думаю, «пар…»
Забавно. А я бы написал через «о». Короче говоря, вдруг обнаружилось, что дети говорят это слово. И наш анклав цивилизации моментально развалился, произошла явная деградация, стоило появиться такому вот миссионеру фанатизма… В общем, один парень, которого звали Тодд Голуб, который до этого был просто приятелем остальных парней из нашего района, вдруг стал евреем! И тут же оказался не таким, как все. Я, естественно, сам не очень хорошо все это знаю. Эти ребята были постарше, сверстники моего брата Билла, так что какие-то обрывки я слышал от него, ведь даже тогда нас оберегали от информации, наши родители вообще не хотели, чтобы мы знали об этом хоть что-нибудь. «Плохие дети», — говорила мать, и этим все ограничивалось. Мы совершенно ничего не знали. Мы не знали никаких богохульных слов, не знали ничего про секс и так далее. Мне было двенадцать лет, когда я понял, что слово «шары» относится не к заднице, а к мошонке. Не смейтесь. Такие темы меня пугали. Тогда я знал о своей анатомии только то, что полагается католику, то есть не знал ничего вообще…
Но я отвлекся. Билл пытался по-прежнему считать этих ребят в каком-то смысле своими друзьями, он считал, что все эти затеи со свастиками — явление временное, болезнь роста. А я, отталкиваясь от того, что мне было известно, бурно фантазировал насчет того, что творится у этого парня в доме. Всякий раз, когда мы проезжали мимо, я вытягивал шею, чтобы увидеть огромный флаг Конфедерации. Его действительно было легко рассмотреть: он целиком закрывал окно в его комнате, был подвешен так, что провисал посередине. Я не знал, что думать, не представлял себе, насколько далеко это зашло, поэтому, когда мы проезжали, я все думал, что он и его отец будут стоять перед домом и жечь кресты или что люди в капюшонах будут перекидывать петли через ветки деревьев. Я серьезно так думал. Нам просто не на что было опереться. Этот парень был для меня таким же инопланетным существом, что и дети, живущие в многоквартирных домах. У меня не было способа обработки информации. Наш городок во многом был консервативным, внутренне однородным во всех смыслах — в смысле цвета кожи, марок машин, травы на газонах, но поверх всего этого был наброшен какой-то непроницаемый покров, поэтому я… повторю еще раз: по-моему, так же было и с остальными детьми… я был бы готов поверить во все, если бы то, что я считал правдой, оказалось неправдой.
А чернокожие ребята у вас были?
Мало. Кажется, четверо, иногда — пятеро. Когда мы были помладше, в начальных классах, у нас был Джонатан Хатчинсон. Он жил на Олд-Элм-роуд — это такая оживленная улица, которая вела с востока на запад и служила границей между Лэйк-Форестом и Хайленд-Парком, недалеко от нашего дома. Он был хороший. Немного нескладный, но довольно славный. Потом он переехал, и какое-то время черных ребят вообще не было. А потом появился Мистер Т[111].
Мистер Т?
Да-да, это было, о господи, кажется, уже в средней школе или даже в старших классах, и «Команду А» тогда уже показывали год или два, так что когда мы об этом узнали, то, боже мой, ни о чем другом мы уже не могли разговаривать. Город еще не опомнился после того, как у нас снимали «Заурядных людей» — во всех «Макдоналдсах» висели фотографии Роберта Редфорда[112], — но у нас никогда не жил никто такого уровня, как Мистер Т. Понимаете, тогда он все еще был крупной знаменитостью; я не помню, чем он конкретно в то время занимался, может, у него был простой между съемками; и ему, наверное, было очень тяжело, — но все-таки он по-прежнему был очень знаменит. Он поселился в огромном имении на Грин-Бэй-роуд, там было акров десять, не меньше, ворота и кирпичная стена вдоль дороги. Оно было совсем рядом с городом, в нескольких домах от нашей церкви, святой Марии.
А как город отреагировал на его приезд?
Мы просто с ума посходили. Наш мир взорвался. Мы обалдели от счастья. Я говорю о детях. Понимаете, «Команда А» была у нас любимым сериалом, мы устраивали вечеринки по мотивам «Команды А», бегали по столовой седьмого класса, распевая главную тему — Та-ра-та-ТА! Tpa-та-та… та-та-та-та-та! — и поливали столы девочек воображаемым огнем. А наши родители — это я сейчас уже понимаю, задним числом, — были гораздо сдержаннее в своих восторгах. Вообще-то те, у кого водились деньги, не хотели, чтобы кто-то подумал, будто их восхищает чужая известность, тем более дурная известность, а я убежден, что известность Т они считали именно дурной. Не возражаете, если я будут называть его просто «Т»?
Нет, конечно.
В конце концов, этого парня открыли, когда он работал вышибалой. И разумеется, лучше не стало, когда стал спиливать все деревья.
Похоже, я что-то такое припоминаю.
Эта новость разлетелась повсюду. Разразился настоящий скандал. Вот представьте себе: чопорный белый городок — и тут появляется чернокожий верзила с золотыми цепями и ирокезом, берет бензопилу и вырубает в своем имении буквально все, кроме, кажется, двух деревьев — а ведь их было что-то около двухсот, — и все это средь бела дня, собственными руками, бензопилой. Что-то невероятное. Вот наглость-то! Он говорил, что у него аллергия, но такое объяснение не прокатило. Просто у нас в городе все жутко гордились деревьями. И не без оснований: многие из этих чертовых деревьев были действительно очень красивыми. Везде были вывески: «Город деревьев, США». Нам эти вывески нравились. И вот он вырубает все эти деревья, и никто толком не понимает, как на это реагировать, — им бы, может, и хотелось выбранить его, и некоторые действительно бранили, но подавляющее большинство боялось показаться расистами, завистниками или чем-то вроде: у нас в городе все вставали и устраивали бурную овацию, когда черный дворник на конкурсе талантов пел «Глубокую реку»[113] — так что в результате все просто расслабились и стали ждать, что будет. Отец всегда считал, что вся история просто высосана из пальца, он любил читать об этих дебатах и похихикивал. «Просто фантастика», — говорил он всякий раз, когда городок приходил в волнение из-за чикагских газет. Он никогда не отождествлял себя с Лэйк-Форестом, у него в этом городе не было друзей, и машину он водил не ту, что положено…
А один раз мы увидели его, Мистера Т, живьем, по дороге к церкви — увидели его на месте, перед воротами, с бензопилой. Потрясающе. Он взялся за кусты.
Напомните, как мы перешли на эту тему?
Чернокожие ребята. У него было две дочери, которые учились в старших классах. Поэтому с их появлением количество чернокожих школьников тут же увеличилось вдвое и достигло отметки в четыре человека. Да, кажется, четверо.
А сколько всего было учеников в старших классах? Примерно тысяча триста.
И это всего в двадцати с чем-то милях от Чикаго? Именно так, а к северу был городок, примерно в пяти милях, который назывался Норт-Чикаго, так вот он был преимущественно черным. По-моему.
Как это — «по-моему»?
А я просто ни разу там не был. Я бывал в Хайленд-Парке — это город еврейский — и покупал пиво в Хайвуде — там было очень много итальянских ресторанов и жили все эти мексиканцы, которые подстригали лужайки. Еще был торговый центр — кажется, в Уокигане, — и там было полно моряков, и еще был Либертивилль, где жили парни с хоккейными стрижками.
А как приняли дочерей Мистера Т?
Насколько я могу судить, они всем понравились. Считалось, что они очень милые и забавные, но я толком не был с ними знаком, даже не знал (и сейчас не знаю), как их зовут: они были на год младше. Они всегда разъезжали на своем «мерседесе», сделанном на заказ, с номерным знаком «М-р Т 3». Но их все равно любили. В конце концов, они все-таки были дочки Мистера Т, а значит, поводом для гордости, по крайней мере для нас, учеников. Мы всем про них рассказывали. Про них и про «Заурядных людей».
А были другие черные ребята?
Последний черный парень, которого я помню, учился в одном классе с моей сестрой, его звали Стив, а фамилию я не знаю и не знал никогда. Не то чтобы я вообще чего-то знал про одноклассников сестры, но со Стивом была такая штука: поскольку он был единственным черным у них в классе, его все так и называли — «Черный Стив».
Простите?
Да-да, по рассказам сестры, только так его и звали в любых ситуациях. Или «прозывали», если угодно. Он был самым обычным парнем, не то чтобы невероятно популярным, но довольно славным. К нему хорошо относились. Я думаю, все считали его отличие от остальных чем-то вроде странности в том же смысле, в каком был странным парень, стригшийся под бобрик, или еще одна девочка, забыл ее имя, они еще дружила с баскетболистами… как же ее звали? Так вот, она была карлица. А он был Черный Стив.