Души людские
Шрифт:
Вытащив сигареты, Роман закурил. С любопытством посмотрел по сторонам. Всё же много лет в родных краях не был. Станция закрылась. Поезда останавливаются, но редкий раз кто-нибудь сойдёт с поезда или наоборот, сядет в вагон. Некому стало ездить. Дядька письма присылал, писал, что из деревень люди уезжают. Перебираются в города или в крупные райцентры, где есть работа, где можно жить, а не существовать.
Роман опять оглянулся. Помнил, раньше тут сидели старухи и продавали всякую всячину. Пассажиры торопливо бежали вдоль вагонов, чтобы купить огурчики или яблоки, рыбу вяленую да пирожки с картошкой или капустой, что выносили к приходу поездов. А другие мчались в буфет, который был пристроен к станции. Там было пиво, и некоторые успевали выпить кружечку, да ещё с собой прихватывали
– Неужто, Роман прикатил? – раздался позади голос, и кто-то крепко хлопнул по плечу. – А я смотрю, смотрю… Дай, думаю, подойду. И, правда, ты приехал. Как надумал, а?
И ткнул широкую ладонь, здороваясь.
Оглянувшись, Роман увидел низенького, плечистого, плотного мужичка в засаленных штанах, заправленных в стоптанные сапоги, рубахе, расстёгнутой до пупа и среди рыжей поросли едва заметен шнурок с крестиком. Тёмное лицо, недельная, а то и более, щетина, кепка на голове, сдвинутая на глаза, а в руках фанерный ящик.
Роман с недоумением взглянул, наморщил лоб, пытаясь вспомнить его, но так и не вспомнил, неопределённо пожал плечами и улыбнулся.
– Здорово, коли не шутишь, – сказал он. – Да, приехал.
– О, вижу, не узнаёшь меня, чертяка? – захохотал мужичок и зашлёпал по коленям. – Это же я, Андрюха Шилов. Ну, вспомни… Андрюха, который через проулок от вашего двора жил. Я ещё тебя в речку столкнул и ты, чуть было не утонул. Ладно, дядька Василий неподалёку рыбачил. Тебя вытащил, а меня крапивой отлупцевал, чтобы не баловался. Неделю не мог присесть. Ну, вспомнил?
И опять хохотнул, довольный, что его не узнали. Значит, богатым станет.
Роман мотнул головой. До сих пор вспоминает, как тонул. Ещё немного и всё, на дно бы ушёл. Соседский мальчишка толкнул в спину, когда стояли на берегу речки, он улетел с обрыва в воду и зацепился штанами за корягу. Пацаны смеялись, когда Роман махал руками над водой, а сам не появлялся. Думали, что шутит, а потом уж дошло до них, что Ромка тонул. Принялись кричать. На крики прибежал дядька Василий и, как был в одежде и сапогах, так и сиганул в воду. Вытащил. Ромка долго лежал на берегу, всё не мог отдышаться, и руки-ноги тряслись. А дядька Василий поймал Андрея, сорвал пук крапивы, пацана зажал между ног, стащил с него штаны и отлупцевал крапивой. Потом содрал с себя мокрую одежду и такими матюгами стал разбрасываться, что все мальчишки разбежались, опасаясь попасть под горячую руку. А дядька Василий был скор на расправу. Они убедились. Вон, не успели глазом моргнуть, как Андрюху крапивой отлупил, да ещё пообещал родителям пожаловаться. А если скажет, тогда, хоть домой не возвращайся – трёпка обеспечена…
– И, правда, не узнал, – удивлённо покачал головой Роман. – Сколько лет не виделись. На улице бы встретил и мимо прошёл. А ты разве в деревне живёшь? Я уж думал, в городе корни пустил.
– Эх, да что говорить, я везде побывал, – хохотнул Андрей, закурил, пыхнул дымом, сморщившись. – Везде хорошо, но домой тянуло, спасу нет, хоть волком вой. И выл, и скулил, когда невмоготу становилось, а потом не выдержал, плюнул на всё, собрал манатки и быстрее помчался на поезд. А сюда добрался, чуть на четвереньки не грохнулся, всё хотел нашу землицу поцеловать. О, как меня проняло, до самых печёнок! А теперь в деревне живу. Правда, с работой туговато. Приходится ездить в соседнее село. И своим хозяйством занимаюсь. Коровку держим, пару овечек, свинюшки бегают, а птицу не считал – много. Ничего, нормально живём. Ну, а ты как, Ромка?
– Я в городе живу, – сказал Роман. – Как уехал после школы и больше не возвращался. Работаю. Вдвоём с женой остались. Дети отдельно живут. Хорошо живут, ничего не скажешь. Что говоришь? В деревню вернуться? Знаешь, как-то не задумывался. Правда, жена уговаривает, а я отмахиваюсь. А что там делать? Дядька письма присылал, пишет, что все разъезжаются. Все перебираются в города, а мы обратно вернёмся. Как-то, даже странно получится…
И Роман неопределённо покрутил в воздухе рукой.
– Ничего странного, если вернёшься, – пренебрежительно махнул рукой Андрей, а потом неожиданно провёл ребром ладони по горлу. – Мне вот так хватило и городской жизни, и денег, и моря, глаза бы не смотрели. А сейчас выйду вечером на крыльцо, сяду на ступеньку и смотрю на нашу речку, на стариков, что в деревне живут, даже на свою бодливую козу Нюрку, заразу, взгляну и радуюсь. Правда, радуюсь, что вернулся, – потом встряхнул фанерным ящиком. – Вот к поезду приезжал. Книжки передали для меня, да всякие семена для жены заказывал. Знакомые прислали. А вечером заеду в магазин в соседнее село, наш-то давно закрыли, накуплю продуктов, всякую мелочёвку, что старики просили и стану по дворам развозить. Они ждут меня. Нельзя стариков подводить. А ты к дядьке приехал? А что, тогда стоим? Дядька Ефим каждый день тебя вспоминает. Постоянно рассказывает. Обрадуется старый!
И переваливаясь, словно утка, направился к самосвалу, стоявшему на просёлочной дороге.
Подхватив тяжёлую сумку, Роман заторопился вслед за ним.
Роман ехал, поглядывая из кабины на редкие деревни, на просевшие крыши домов, дворы позаросли сорняками, а крапива, чуть ли не в рост вымахала, скрывая разруху. В зарослях сорняка изредка виднелись груды кирпича. А там одни головёшки и печные трубы в небо смотрят. Он проводил взглядом.
– Приезжают всякие, мать вашу так, – перехватив взгляд, буркнул Андрей. – Любители шариться по пустым домам, а бывает, в жилой дом залезут, если хозяев нет. Ничем не гнушаются, сволочи! А бывает, что подпустят красного петуха и уезжают, а бошками не думают, что полыхнёт деревня, и нет её – исчезла. Сволочи!
И заматюгался: долго, грубо, зло.
Роман ехал, смотрел по сторонам и сравнивал, как было раньше, что стало сейчас. Смотрел и хмурился. Стоят деревни, там и сям заколоченные избы виднеются. Окна пустыми глазницами в небо смотрят, редкие машины пропылят по дороге и всё, а возле домов, в основном, старики сидят. А куда молодёжь подевалась? Он не забыл, сколько народу обитало в этих краях. Помнил ребят, с кем учился, с кем гоняли в футбол, а зимой каток заливали и опять играли, но в хоккей. И Володьку – дурачка, своего друга детства не забыл. Частенько про него вспоминал. Про таких говорят – дурачок или убогий, а в деревне его прозвали – Соловушкой. А девчонки такие, аж… А вечером все на улицу высыпали. Кто возле двора играл, кто в клуб ходил, а другие на речку бегали. Стемнеет, а по деревне начинается перекличка – это взрослые кричат, ребят домой загоняют. А где же они сейчас, куда все подевались? Наверное, по всей стране разъехались, как он уехал из деревни и не вернулся…
– Да уж, небо и земля, что стало с деревнями, – покачивая головой, хмуро сказал Роман. – Андрюха, а куда ребята подевались, а? Я двоих-троих видел в городе и всё. Так, ни о чём поговорили и разбежались.
– Друзья во все стороны разъехались, а некоторых уже на мазарки снесли. У каждого своя судьба. Вон, Никита Лепухов поступил в военку, так до сей поры где-то служит, по стране мотается. Димку Носкова на Камчатке повстречал. У Вальки Малкиной уже семеро по лавкам и опять, как слышал, на сносях. Ванька и Петька Силины живут в соседней деревне. Знаешь, по пальцам пересчитаешь, кто в районе остался, а остальные по стране разлетелись. Говоришь, небо и земля… – и не удержался, опять ругнулся Андрей, а потом ткнул пальцем в разрушенный коровник, мимо которого проезжали. – Вот сюда нужно нашу власть привозить на экскурсии. На трассе высаживать, чтобы пешком добирались до деревень по нашим раздолбанным дорогам. Пусть смотрят, что стало с деревнями, что стало с землями. Да уж…
– Тебе, Андрюха, самому нужно во власть идти, – засмеялся Роман. – Навёл бы порядок.
– И навёл бы, навёл! – горячо сказал Андрей. – Я всю страну изъездил вдоль и поперёк и насмотрелся, кто и как живёт, чем занимаются, – и повторил. – Навёл бы порядок. Будь спокоен. Всех нужно возвращать туда, где они жили. Правильно говорят – где родились, там и пригодились. Вот тогда будет порядок, – и тут же резко затормозил. – Ладно, Ромка, дальше пешком доберёшься. Вылезай. Доберёшься до деревни. Недалеко осталось. Не заблудишься. А мне в Петряевку нужно заехать, зерном загружусь и на ток помчусь да в магазин заскочу, закуплю, что наши старики просили. Вечерком увидимся.