Дуся расправляет крылья
Шрифт:
И все-таки я была гигантской тирранозаврой с крыльями, а они обычными людьми, пусть и каким-то там оружием в руках.
Я поднапряглась, и минут через десять битва закончилась. Пальба затихла. Моя пасть огласила окрестности торжествующим рыком: поле боя осталось за мной, как Аустерлиц за Наполеоном. Весьма разгромленное поле, если честно, все в жиже, поваленных вагонах да странных обломках, занесенных непонятно откуда. Ну и я в центре, как памятник Петру Великому — сама и конь, и всадник.
Глубоко вдохнула воздух победы и галопом понеслась к заветному вагончику. Там мой спящий царевич
— Ежкина кочерыжка! — хрипловато выдал Персифаль. — А ты кто? — спросил, уставившись на меня исподлобья, как баран на новые ворота. Тот самый, что хочет лбом своим рогатым что-то новое на прочность попробовать. Меня, например.
Я закашлялась, смущенная одновременно и слишком знакомым выражением, неподходящим устам Персика, и тем, что негодник не узнал свою спасительницу. Видать, от переживаний, полета, да от жижи треклятой мой милый все в мозгах растряс.
— Я эта… — сосчитала до трех, покопалась в памяти, нашла подходящие слова и уверенно ответила мыслью: — Я — Белая Птица Судьбы, посланная Повелителями, чтобы нести их волю. А ты мне внемлешь.
Персик почему-то не желал внимать. Он грязно выругался, как мой Петька, споткнувшись ночью о кошку.
Мы друг на друга вытаращили глаза и принялись играть в гляделки. Персик смотрел очень странно, совсем иначе, чем на поляне. Словно не верил, что под красной чешуей в белый горошек может скрываться его белая судьба. А ведь сам примчался ко мне, я его не звала. Ладно, сейчас приведем красавца моего в порядок. Ну, а если ничего не вспомнит, тоже не беда, новой памятью одарю, сочиню красивую сказку. Но сначала пусть будет все по-честному.
— А ты, — мысленно произнесла я, смотря в прекрасные синие глаза, — Персик. То есть Персифаль. Сын боярина Суслика. Или Вольфика. Ой, ну как-то так! Я не очень запомнила…
Суженный нахмурился и угрюмо посмотрел на меня:
— Я не персик и не абрикос, на хрен. И не Перси Валь, жопа вдаль. И к сусликам и прочим грызунам я никакого отношения не имею, мать твою крылатую.
Я прям присела на задние лапы, уже предчувствуя, что он скажет дальше.
— Я Петр Иванович Крылов.
И в его словах, в его движениях, в его мимике все было такое знакомое, такое родное, привычное за много лет… Мое сердце сильно и больно бухнуло в груди. Да нет. Нет же… такого просто не может быть!
— Петюня?!
— Пуся?! Ты чего, покрасилась?!
Epilogus
Гнус опоздал.
Догорали деревья, кусты, люди. Кое-где части людей украшали уцелевшие стволы и ветви. Госпожа Комиссар красной фурией носилась по поляне и яростно ругалась, не замечая, как втаптывает в пепел раскаленные угли.
Ее люди суетились рядом, что-то искали, что-то находили, что-то выносили. Несколько тел лежали на краю поляны.
— Хюго где? — спросил Гнус.
— В рифму! — выпалила Госпожа Комиссар и махнула рукой. — Эта тварь откусила ему голову!
— Голову говоришь? — Гнус не расстроился, но быстро нашел взглядом тело, на котором лежала слегка обугленная лысая голова, и поспешил к нему.
В спину догнал мучавший комиссаршу вопрос:
— Ты же подтвердишь наши с ним договоренности?
—
— Ты сказал, — хрипло произнесла Госпожа Комиссар после небольшой паузы, — сам? Как? Он же сдох! Как богомол после случки!
— Такие как он так просто не сдыхают, — с толикой самодовольства проговорил Гнус, с внутренним волнением наблюдая за красными огоньками. Что-то шло не по плану. Коммуникатор должен был отправить информационно-личностную модель сразу же после смерти, но почему-то этого не сделал.
Из коммуникатора Гнуса высунулся тонкий проводок, присоединился к коммуникатору Хюго. Гнус использовал вьюв и нахмурился. Память устройства оказалась переполнена, словно в ней хранилась не одна информационно-личностная модель, а две: оригинальная и резервная. И к тому же ни одна из них так и не была отправлена в головной офис.
Аномалия! Ну конечно же… Хюго рассказывал, что она подавляла связь. Отличный способ для борьбы с высокопоставленными корпорантами.
— Он, — осторожно спросила Ксюша, — еще жив?
— Он не таракан, чтобы без башки бегать, значит, мертв! — раздраженно хмыкнул Гнус, чужая тупость и незнание выводили его из себя. — Но его сознание может отправиться в головной офис и возродиться в заранее выращенном клоне. Я ж тебе говорил, высокопоставленные корпоранты так просто не подыхают…
Гнус оборвал себя и, задумчиво взглянув на тело, мысленно добавил: «Если на то нет указания гребанного начальства».
Выше Хюго был только Дик. И именно он послал Хюго к Аномалии, в которой не работала связь, да еще заставил сражаться с неведомым созданием, порождением Повелителей. Мог ли он догадаться, чем закончится дело? А если догадался, то не окажется ли так, что Дик дал приказ уничтожить клона?
Гнус яростно потер виски: эти корпорантские игрища выводили его из себя.
— Что такое? — забеспокоилась Госпожа Комиссар.
— Да так, — буркнул Гнус, продолжая размышлять. Отправлять личностную модель Хюго в офис нельзя, значит, нужно найти ей иное вместилище. Крепкое и надежное.
Гнус мерзко осклабился. Одно подходящее вместилище было неподалеку и жаждало нового хозяина.
Потоковым плазмометом он отрезал от трупа руку с коммуникатором и, прихватив откушенную голову, хихикнул на прощанье:
— Мы скоро вернемся.
Гнус снова отправился в бункер Повелителей. В этот раз путь занял гораздо меньше времени. Первые — разрушенные — ворота, вторые — открытые, желтая краска на полу, покореженный лифт, исцарапанные коридоры, разгромленный зал, странное зеркало, у которого Гнус споткнулся, чуть не выронив руку приятеля. Две знакомые лужи из псевдогеля. Внутри ничего не изменилось. Даже крысокроты не набежали. Гнус подошел к резервуару, кинул взгляд на расплющенное устройство. Без него будет сложнее, но в собственных силах старый исследователь не сомневался. К тому же… коммуникатор за время пути каким-то образом удалил из памяти резервную копию модели. Уже хорошо — переносить в новое тело в два раза меньше.