Дуся расправляет крылья
Шрифт:
— Папa? — сквозь пелену воспоминаний пробился взволнованный голос сына: — Вы хотели поговорить со мной…
— Да ты что? — удивился было Вулфрик, но быстро сообразил, что сарказм может завести в очередной тупик и сурово произнес: — Да, сын. Хотел. Тебе пора жениться!
— Зачем? Я не хочу.
— Я уже все решил, мальчик, — не обращая внимания на возражение Персифаля продолжил Вулфрик. — Дита, пятая дочь боярина Остойноса. Гира, разумеется, брата нашего сюзерена, да будет слово его крепко и нерушимо. Она, конечно, не очень красива, зато
— Я не хочу.
— У Диты хорошая кровь, ни одного бездаря в предках. Да и сама обладает неплохой «пси». На десяти шагах «приказ» передать может. Не так, как я, конечно, но где еще в провинции такого таланта, как я, найти, верно? А-ха-ха-ха!
— Я не хочу.
— За это Гир обещал мне помощь в возврате Вэбэ. Сам понимаешь, нам не хватает солдат для нормального штурма, а те отродья пустошей притащили с собой тяжелое оружие, — Тут до Вулфрика дошло, что родимое чадушко не особенно и радо. — Сынок? Мне показалось, что ты сказал?..
— Я. Не. Хо-чу, — по слогам отчеканил Персифаль, яростно сверкая глазами.
— Не хо-о-очешь?.. — Вулфрик почувствовал себя спущенным воздушным шариком. Он-то, старался, договаривался, пытаясь спасти земли Владения от рейдеров с пустошей, а родимое чадушко так обламывает. — А чего ты хочешь, родной?
— Я хочу, чтобы все было по любви, папa.
— Какая любовь, сын? — возмущенно рявкнул Вулфрик. — Женишься, сунешь в супругу свой корень жизни пару раз, обрюхатишь, наследника родишь, а потом любись с кем хочешь! Хоть с чешуйчатыми, хоть с пернатыми! Ты что, не понимаешь, что сейчас важно? Я ж политику веду!
— А с мамой у тебя так же было, да?
— С мамой… С мамой! — Вулфрик взъярился. Замахнулся. — Ах ты!..
Персифаль отступил на полшага, но продолжал смотреть на отца каким-то странным необычайно внимательным взглядом, не делая попытки защититься.
— Ты… — повторил Вулфрик чуть тише.
И снова замахнулся. Опустил руку.
Он моментально погрузнел, растерял бодрость и легкость, неуверенным шагом вышел в коридор, не забыв при этом тихонько прикрыть за собой дверь. Вулфрик прислонился лбом к холодной стене, с вялым бессилием, без замаха, ударил по ней кулаком и с усталой горечью прошептал:
— Как же он похож на тебя…
Он застыл так минут на пять, возможно, простоял бы и больше, но на лестнице послушались громкие шаги и голоса, взволнованные голоса:
— Боярин! Боярин!
— Что такое? — чтобы вернуть себе былую мощь и уверенность Вулфрику не потребовалось и мгновения. — Что у вас!?
— На Вэбэ напали! — в коридор влетел лейтенант Брэдон и захлопал глазами, привыкая к полумраку.
— Остойнос? — взревел Вулфрик, чувствуя, что его планы и надежды рушатся. — Он пришел раньше? Гир что, захотел забрать мой город сам?
— Нет, боярин, — без особой уверенности проговорил Брэдон. — На город напал ящер…
— Ящер? — недоуменно переспросил Вулфрик. — Завр? И как долго прожил этот мул в чешуе? Минуту? Две?
— Это был не завр, боярин, — облизнул пересохшие губы лейтенант и развел руки в стороны. — Это была виверна. Калхун говорит, что это была очень большая виверна. Даже очень-очень большая.
Лейтенант подумал еще немного и, упершись ладонями в стены, без особой уверенности добавил: — такая… большая-пребольшая. Вот.
— Это тебе Калхун наплел? — Вулфрик дождался ответного судорожного кивка и, пробормотав что-то вроде «а он вроде не пьет», поинтересовался: — И что сделала эта тварюга?
— Она… — неуверенно, с самым несчастным видом сообщил Брэдон, — того… сломала ворота и захватила город. Выжившие рейдеры из Вэбэ сбежали.
— Сбежали, говоришь? — Вулфрику показалось, что мир сходит с ума. Он, конечно, никогда раньше не видел больших-пребольших виверн, но маленькие отличались особой мстительной злобностью и никогда не выпускали добычу из зубастой пасти. От таких — не сбежишь.
— Готовьте мою броню, — наконец решился он, — снимайте с вышек пулеметы, отзывайте дозорных. Мы все идем на Вэбэ!
Слова сопровождались пси-приказом, разнесшимся по Имению. Зачем говорить и объяснять словами, если мысль гораздо быстрее и доходчивее?
— Я тоже иду! — в коридор шагнул Персифаль. Яркий свет мастерской и сумрак коридора на мгновение превратили его в темную, почти черную безликую фигуру.
— Я тоже иду… — повторил юноша, отбрасывая кисть.
Вулфрик задумчиво посмотрел на него и нехотя согласился:
— Хорошо, ты тоже. Собирайся.
Боярин Вулфрик Фор-Эквусьес направился к лестнице, а его сын Персифаль Фор-Эквусьес остался в коридоре. Он смотрел в спину своему отцу, а губы его беззвучно шевелились, словно невысказанные слова жгли его изнутри. Но невысказанные слова всегда остаются невысказанными словами.
VIII. Imperare sibi maximum imperium est
*Владеть собой — наивысшая власть
После нескромного обеда я решила осмотреться и выбралась наружу. Настроение у меня было превосходное. Я замурлыкала себе под нос любимую песенку Петьки. Если он был под градусом, всегда являлся домой, оглашая окрестности «по улице ходила большая крокодила». Ну а что? Я ж теперь в некотором роде крокодила… красненькая… с крылышками. Только вместо пения опять вышло привычное «Грррр!»
И что же мне делать дальше? Четкого плана не было. Вот я попала! Кстати или некстати припомнились романы Звезданутой. Про попаданок. Значит…
Тут я подпрыгнула на метр и со злости так шибанула по стене ближайшего дома, что она погнулась.
Значит, если я попала в новое тело… я утопла в яме! Растудыть твою на все стороны света! Да вся деревня помирает сейчас от смеха и злопыхательства: «Дуська Крылова в говне окочурилась!» Небось еще и про мой характер каламбурить будут. Вот ежкина кочерга!