Два брата
Шрифт:
Краем кителя обтерев рукоятку, он бросил револьвер на трупы, оседлал мотоцикл и был таков.
Народный парк
Берлин, 1956 г.
Из здания аэровокзала они направились к автостоянке, где Дагмар подвела его к слегка проржавевшей неухоженной машине. Мощная и добротная «IFA F-9» — значит, хозяйка ее (чем бы ни зарабатывала на жизнь) пользуется привилегиями, каких не имеет подавляющее большинство граждан ГДР.
На секунду Дагмар приложила
По правде, Отто обрадовался возможности помолчать и подумать. Все это невероятно.
И чудесно.
Дагмар жива, значит, письмо от нее было подлинным. Она молила о свободе, в чем семье ее отказали в тридцать третьем, а потом долгие годы отказывали ей самой.
Неужели ему выпал шанс стать ее Моисеем?
По дороге Дагмар говорила о каких-то пустяках.
За окном Берлин, родной город. И все же неузнаваемый. Союзнические бомбежки превратили дома в груды развалин, в Восточном секторе так и не разобранные. Жилые новостройки — безликие бетонные коробки. Впрочем, подумал Отто, немногим уродливее тех, что нынче разбросаны по всему Лондону.
Ехали быстро. На улицах велосипедистов больше, чем машин. Вскоре впереди замаячило нечто очень знакомое.
— Ты же помнишь этот парк, — сказала Дагмар. Конечно, он помнил и недавно во сне вместе с братом гонялся за Дагмар меж сказочных персонажей, желая урвать поцелуй. — Видишь, он уцелел.
— Да, я слышал и порадовался, — ответил Отто.
Дагмар нашла место для парковки.
— Пойдем прогуляемся, — предложила она. — Сегодня обещаю не убегать.
Вошли в парк.
— Теперь можно говорить? — через пару шагов спросил Отто.
— Да, теперь можно.
С чего начать? Что сказать? Столько вопросов. На целую жизнь.
Но есть один насущный.
— Зачем я здесь? — спросил он.
Похоже, этого вопроса она не ожидала. И несколько растерялась.
— Я хотела увидеть тебя, Оттси.
Оттси. Как он любил, когда она так его называла. Оттси. Будто ему вновь пятнадцать.
— Хотела увидеть, — горячо повторил он и, глядя в сторону, тише добавил: — Мечтаешь слинять?
Дагмар как будто изумилась:
— Слинять? Господи! Думаешь, я поэтому написала?
Настала его очередь удивиться.
— Конечно. Ты повторила мамину фразу. Все ждут Моисея.
— Чтобы ты приехал. Чтобы понял, что письмо от меня.
— Но ты же ищешь выход из Египта, да? — тихо спросил Отто.
На губах ее играла улыбка. Правда, печальная.
— Беспрестанно, Оттси. Беспрестанно.
В голове сумбур. Так много всего, о чем надо спросить. О маме и брате… о ней. Что было за годы его отсутствия? Но сперва надо разобраться с настоящим.
— Мне сказали, ты служишь в Штази. — Отто тщательно подбирал слова. — Это правда?
Улыбка ее
— Я все думала, знаешь ли ты, — помолчав, сказала Дагмар. — Да уж, англичан нельзя недооценивать.
— Так это правда?
— Да, Оттси. Правда.
— Господи. Штази. Ни в жизнь не поверил бы.
— Вот как? Так мы и не виделись целую жизнь. Если не больше.
Сели на скамейку. Отто предложил сигарету.
— С Ванзее вместе не курили, — сказала Дагмар и положила руку ему на колено. — Помнишь?
Помнит ли он? Еще бы. Тот день на озере — самое яркое воспоминание. Снится многие годы. И Дагмар выбирает его.
Прошлое манило, однако настоящее не отпускало.
— Как же так? — спросил он.
— Люди меняются. Я вот тоже не могла представить, что ты окажешься чиновником министерства иностранных дел ее величества.
Отто понимающе кивнул.
— В конце войны я стал военным переводчиком. Допрашивал пленных немцев, выполнял кое-какие поручения службы безопасности. После демобилизации предложили место переводчика в министерстве. Я согласился. Иной работы не светило.
Он щелкнул зажигалкой «Зиппо», Дагмар прикурила и глубоко затянулась.
— «Лаки Страйк». Любимые твоего отца. С начала тридцатых не видела этих сигарет. Знаешь, я часто вспоминаю Вольфганга.
— Я тоже.
— Он был такой потешный. Фигура. Даже сейчас меня смешит, хотя скоро уж двадцать лет, как его нет. — Дагмар помолчала и грустно добавила: — Я таких больше не встречала.
Молча курили. Отто все пытался осознать сногсшибательное событие. После стольких лет она рядом. Они вместе курят, как бывало в розовой спальне дома, сожженного нацистами.
— И что теперь? — услышал он свой вопрос.
— В смысле?
— Я здесь, чтобы тебя вытащить? Если так, я сделаю что угодно. Ты знаешь. Они тоже помогут. Англичане. Готовы тебя переправить.
— Еще бы. Особенно если я разговорюсь. Пообещаю выдать все секреты Штази.
— Плевать на них. Не хочешь — не рассказывай. Пусть только помогут тебя вытащить, а потом идут к черту.
— Оттси, я не пытаюсь слинять. — Дагмар печально улыбнулась. — Я работаю на восточногерманскую тайную полицию. Поверь, контора эта безжалостна, как гестапо, но гораздо ловчее. Слиняю — меня отыщут и убьют. Мне не выбраться.
Отто совсем растерялся.
— Тогда зачем я приехал?
— Ты не рад?
— Ведь знаешь, что рад.
— Точно?
— Точнее некуда. Чего спрашивать-то? — И вдруг его прорвало. — Я по-прежнему люблю тебя. Я сдержал обещание. И хочу, чтобы ты об этом знала. Каждый божий день я тебя любил. На пароме в Англию. В общаге и лагере для интернированных. Всю войну. Когда воевал в Северной Африке и Италии, когда в оккупационной армии корпел над бумагами. Потом опять в Лондоне. Все эти долгие тоскливые годы я любил тебя каждое мгновение каждого дня. Моя любовь никогда не кончалась и не кончится.