Два брата
Шрифт:
— Кстати, они проверяли.
— И вот ты здесь. По правде сказать, все не так уж сложно.
— Для тебя — возможно. А для меня весьма заковыристо. Не забывай, я — глупый близнец Штенгель.
Взгляд Дагмар потеплел.
— В тридцать восьмом тебе хватило ума спасти мне жизнь. Я бы заживо сгорела. — Она легонько сжала его ладонь.
Отто убрал руку.
— Но ты охотно расставила силок.
— Это моя работа. У меня нет выбора. Откажись, все было бы сделано от моего имени.
— Они бы притворились Дагмар, которая притворилась
— Именно. И потом… — Дагмар чуть улыбнулась, на миг став девочкой в розовой спальне. — Я хотела тебя увидеть. Думала, и ты захочешь повидаться.
— Конечно, я хотел. Ты прекрасно это знаешь. Вопрос в том, что теперь-то?
— Тебя постараются завербовать, чтобы шпионил в своем министерстве. Вон они, поджидают. — Дагмар кивнула на скамейку за Белоснежкой. Минуту назад скамья была пуста, а сейчас там сидели два крепыша в хомбургах.
— Похоже, форма не меняется. — Отто разглядывал незнакомцев. — Другая идеология, но шляпы те же.
— Абсолютно.
Отто вздохнул. Достал сигарету.
— Курнем напоследок? Понимаешь, Даг, я не сгожусь.
— Они умеют убеждать.
— Да нет, я в прямом смысле. Им нужен шпион в министерстве иностранных дел, а я не собираюсь туда возвращаться.
— Вот как? Когда решил?
— Сегодня. Здесь, в Народном парке. Я уволюсь. И не буду сдавать адвокатский экзамен, на который у меня не хватает мозгов.
— Ты хотел стать адвокатом? — изумилась Дагмар.
— Пытался. С сорок седьмого года. Пробовал жить за Пауля. Глупо, да? Из-за тебя он отдал мне свое имя и будущее, и с тех пор я чувствовал себя в ответе. Хотел быть им. Ради него. И ради мамы, которая так на него надеялась. Но теперь — баста. Все это хрень собачья. Вот так, раз — и понял. Я не могу стать им, и ему это вовсе не нужно. Семнадцать лет я был Полом Стоуном, но вернусь Отто Штенгелем. Не знаю, как я это сделаю и чем займусь. Может, пойду в дворники. Кем бы я ни стал, жить своей жизнью будет веселее — это уж наверняка. Но, боюсь, Штази ничего не обломится. Разве что им нужен шпион в столярном кружке и любительском джаз-банде, куда я непременно запишусь.
Дагмар улыбнулась.
— Есть девушка?
Отто помешкал. Кое о чем вспомнил. Из нагрудного кармашка пиджака достал салфетку с отпечатком губной помады. Билли оставила его в тот день, когда Стоун впервые встретился с МИ-6. Чтоб ее вспоминать, сказала она.
— Пожалуй, — произнес Отто. — Пожалуй, девушка есть.
— Ага! — Дагмар глянула на яркий отпечаток. — Значит, ты все же в кого-то влюбился.
— Я думал, я не вправе, — ответил Отто. — Но теперь знаю, что можно.
Барышня на тротуаре
Лондон и Берлин, 1989 и 2003 г.
О падении Берлинской стены Отто оповестило Би-би-си — в кухне дома на севере Лондона, где обитали супруги Отто и Билли Штенгель, он слушал
Последний из четырех детей уже давно выпорхнул из родного гнезда. Нынче Билли умчалась на службу в универмаг «Маркс и Спенсер», где ведала закупкой модных товаров, а посему Отто, почти удалившийся от дел столяр-краснодеревщик, был предоставлен самому себе. Этот день он провел в своей мастерской, слушая эпическую сагу о революционных событиях на его родине. Время от времени Отто откладывал в сторону пилу или рубанок, причащался скотчем и выкуривал «Лаки Страйк», раздумывая, как эти события скажутся на одной восточногерманской чиновнице, которую он последний раз видел тридцать три года назад в «Волшебной стране».
В тот же день 1989 года в Берлине исчезла отставная сотрудница Штази, известная как Зильке Штенгель. В квартире, где она проживала со Второй мировой войны, не было ни единого намека на то, куда подевалась хозяйка.
Вскоре в Западном Берлине объявилась Дагмар Фишер — еврейка, которая уже почти полвека считалась умершей. Рассказ о ее жизни в Восточном секторе был туманен и сбивчив, но личность ее, подтвержденная документами и немногими уцелевшими личными вещами из архива Штази и последующим тестом ДНК, не вызывала сомнений.
Обосновавшись, фройляйн Фишер начала судебную тяжбу за возмещение имущественного ущерба от нацистов и, главное, возвращение в собственность универмага на Курфюрстендамм, некогда принадлежавшего ее отцу, а в советскую эпоху ставшего государственной точкой розничной торговли.
Она преуспела, и в 1992 году магазин, обретший былое великолепие, вновь распахнул свои двери. В отпущенные ей одиннадцать лет жизни фройляйн Фишер каждое утро на лимузине подъезжала к универмагу и ровно в половине девятого лично открывала его величественные парадные двери.
Исполняя эту добровольную миссию, она и умерла. Однажды утром, когда фройляйн Фишер шагнула из машины, у нее случился инфаркт. Колени ее подломились, она ничком повалилась на тротуарные плиты, раззявив рот и вывалив язык. Тотчас собралась сердобольная толпа, какой-то молодой человек присел на корточки и спросил, чем ей помочь.
— Ты опоздал, — успела прошептать фройляйн Фишер. — Опоздал на семьдесят лет.
Послесловие
Биографические отблески
В целом роман — художественный вымысел, но отчасти построен на истории моей семьи.
Отец мой бежал из гитлеровской Германии. Урожденный Людвиг Эренберг, он появился на свет в семье светских евреев. В 1939 году вместе с родителями, Евой и Виктором, и старшим братом Готфридом отец через Чехословакию приехал в Англию. Сердечность отдельных людей и содействие маленького благотворительного общества, в 1933 году учрежденного британскими учеными, помогли его семье выжить. Это общество существует поныне и называется Совет помощи ученым-беженцам.