Два брата
Шрифт:
На этом хрупком оптимизме многие евреи пробирались сквозь жизнь, отказываясь принять, что дело плохо и наверняка станет еще хуже. Фридины родители, например, не желали говорить о самоубийстве Вольфганга. Для них всякий человек, потерявший надежду, пробивал очередную брешь в тонких доспехах тех, кто своей защитой избрал слепую веру.
— Конечно, тебе есть смысл уехать, милая, — сказала фрау Таубер. — Но не нам. Все, что мы знаем и ценим, здесь, в Германии, и тут мы останемся.
Однако Фрида ошеломила родителей.
— Я тоже не уеду, мама, — сказала она. — Я так решила. Никакой эмиграции.
Родители
— Глупости, Фрида, — сурово сказал отец. — Тебе, конечно, надо жить за рубежом. Тебя и детей здесь ничего не ждет. Мы — другое дело, мы старые. А ты должна уехать. Короче, я запрещаю тебе оставаться.
Фриду слегка рассмешила его претензия на главенство, утраченное уже лет двадцать назад.
— Папа… — начала она, однако вмешалась мать. Фрау Таубер пыталась говорить веско, но то и дело сбивалась.
— Не нужно оставаться ради нас, дорогая. Ты врач, тебе стоит уехать и обжиться в другом месте. Вольфганга нет. Мы старые. Теперь лишь ты и твои дети…
— Вот именно, мама, — спокойно ответила Фрида. — Мои дети. Ради них я должна остаться.
— Но они же уедут с тобой! Оттси подъедет позже, — сказал отец. — Если вопрос в деньгах, мы поможем, продадим все, что имеем. Сама говоришь, скоро правительство украдет наше имущество…
— Папа, я говорю не о моих сыновьях, — мягко перебила Фрида. — Им восемнадцать, они уже мужчины. Я говорю о моих детях. О тех, кого лечу. И тех, кого принимаю на свет, ибо вопреки всем мечтам нашего вождя природа берет свое — рождаются новые евреи. Младенцы, не ведающие, что родились в аду. Им, этим деткам, нужен врач. Я их доктор. И буду с ними, сколько хватит сил.
Родители опешили. Им даже в голову не приходило, что Фрида так видит ситуацию. Ведь сколько было разговоров об эмиграции. Сколько писем она разослала.
— С Вольфгангом все было иначе. Я должна была о нем заботиться и знала, что увезу его, если получится. Но его нет. Он собой пожертвовал ради меня и…
— Вот именно! — воскликнула мать. — Ради тебя он совершил ужасный поступок. В его записке ясно сказано, что он был обузой, мешал тебе уехать. Но теперь, когда…
— Теперь, когда он умер, я хочу почтить его память и нашу любовь тем, что останусь.
— Он бы этого не одобрил, Фрида! — возвысил голос отец.
— Какая, к черту, разница, одобрил бы он или нет, пап! Он мертвый! У него нет права голоса! — Фрида тоже повысила тон. — Он меня освободил. Вернул мне время, которое я потратила бы на заботу о нем и его защиту. Я хочу по-умному использовать его жертву. Как можно лучше. Уйма людей никогда не уедут, папа. Скажем, вы и еще по меньшей мере пара сотен тысяч других. Совсем юных, очень старых, без денег и связей. Всем им нужен врач. То есть я. Это моя работа.
— А как же мальчики? — робко спросила мать, не ожидавшая такой страстности.
— Пауль уедет, как только закончит школу. — Боевитость Фриды несколько
— Конечно, он ариец, — кивнул отец. — Раз ты остаешься, зачем ему уезжать.
— Он бы так и так не уехал, пап. Отто влюблен.
Старики заулыбались.
— В дочку Фишеров, — сказала фрау Таубер.
— Ну да, — вздохнула Фрида.
— Его можно понять, — заметил герр Таубер. — Девочка — персик.
— Да уж. Бедный Пауль, — сказала фрау Таубер.
Супруги обменялись сочувственными улыбками. Люди их поколения не совали нос в личные дела даже членов семьи, но они прекрасно знали, что оба внука давно влюблены в Дагмар Фишер.
— Вот так вот, — грустно улыбнулась Фрида, — Паули от нее без ума, он очень переживал. И сейчас переживает. Любовь юных бывает очень жестокой. Но, сказать по правде, хорошо, что так вышло. Представьте, если б Дагмар выбрала Паули, — он бы непременно остался с ней, я его знаю. Может, в чем-то он умный и рассудительный, но в том, что касается Дагмар, — чокнутый не хуже Оттси. Знаете, забавная штука: когда они маленькие, еще до всего этого, играли в свой Субботний клуб, мы с Вольфгангом посмеивались — дескать, когда-нибудь Дагмар влюбится в Паули, а Зильке — в Оттси. Вот так нам виделось. Но с любовью поди угадай.
Герр Таубер нахмурился и задумчиво выколотил пустую трубку.
— Если Оттси остается, его призовут в армию. Надеюсь, ему это известно.
— Конечно. После окончания «Напола» он отбудет срочную службу.
— А потом? Их же там готовят в гауляйтеры и партийные начальники? — спросил отец.
— Насколько я знаю, он намерен прикидываться истинным нацистом, чтобы помогать Дагмар.
— Все это хорошо, пока речь о бассейнах и прочем, — нахмурилась фрау Таубер. — Но дальше-то что? Они же взрослеют.
Все трое переглянулись.
— Жениться на ней он не сможет, — сказал герр Таубер. — Это незаконно.
— Да знаю я, вот только не знаю, что они сделают, — ответила Фрида. — Ясно одно: он поклялся ее защищать. Быть ее рыцарем в сияющих доспехах. Думаю, в конце концов он тайком ее вывезет, используя свою форму или должность. А что — он смелый, может получиться. В общем, сейчас за Отто я не тревожусь. Он не еврей, опасность ему не грозит. А вот Пауль под угрозой, и его надо отправить.
— Так ты твердо решила остаться? — спросила фрау Таубер.
— Да, мам. Мальчики взрослые. Муж умер. Я же сказала. Теперь у меня другие дети.
— Кхм. — Герр Таубер сделал вид, что сморкается. — Мы всегда тобой очень гордились, милая. Всегда.
Уроки английского
Берлин, 1938 г.
Вдобавок ко всем своим трудам Фрида решила организовать кружок английского языка.
Еще до прихода Гитлера она упорно обучала близнецов разговорному английскому. А теперь надумала расширить круг учеников. Потенциальные эмигранты идею одобрили.