Два чуда от Папы Мороза
Шрифт:
Мои. Мои мальчики!
– Коля, Митя, – сами слетают с уст их имена. Хоть что-то!
Едва не плача, обнимаю сыновей в ответ.
У меня есть дети. Мысль о том, что я не одинока, греет душу. Но чувство странное, будто я упускаю что-то.
– Все готово, – доносится незнакомый мужской голос. Мне он не нравится. Как пенопластом по стеклу. – Сейчас пообщаетесь, но недолго. Чтобы не сильно утомлять. И потом мы перевезем ее в вип палату. Вещи привезли? Ну, сегодня больше ничего не нужно. Если что, медсестра позвонит.
Смотрю поверх детей – и вижу
– Да, конечно, – отвечает ему кто-то.
Я вслушиваюсь в грудные бархатные нотки, различаю волнение в тоне, беспокойную вибрацию. И в то же время этот голос обволакивает теплом, дает ощущение безопасности. Кому он принадлежит?
Недоуменно хлопаю ресницами, когда замечаю мужчину в дверях.
Незнакомец собирается сделать шаг, но вдруг замирает, перехватив мой изучающий взгляд. Стоит истуканом, внимательно сканирует меня.
Каждую черточку. Каждую эмоцию. Каждую реакцию.
Чуть прищуривается, лаская взглядом. Добрым, нежным, словно я родная ему.
Наверное, я должна была сразу почувствовать, кто это? Узнать, как детей?
– А это наш Папа Мороз! – радостно объявляют Коля и Митя, оборачиваясь в сторону незнакомца. Кажется, он действительно чем-то на мальчишек похож. Или они на него? Есть общие черты.
Мы с мужчиной вздрагиваем одновременно. Опять пересекаемся взглядами. И у меня воздух выбивает из легких.
– Папа?.. Вы… мой муж? – спрашиваю испуганно, и он заметно напрягается. Молчит, пока я судорожно копаюсь на самых дальних задворках моего сознания, но все напрасно. – Простите, я вас совсем не помню, – выпаливаю прежде, чем успеваю прикусить язык.
Меня ведь примут за сумасшедшую. А мне нельзя подставляться. Иначе мальчиков заберут. В детдом.
Стоп. Откуда эти страхи?
Качаю головой, будто «шкафчики» в воспоминаниями встряхнуть хочу, но получаю в ответ лишь вспышку боли. Такую сильную, что прикрываю глаза, чуть не плача.
– Мамочка, – зовут мальчики.
Кажется, не сдерживаюсь и хнычу. Жалобно. Что со мной? Почему так плохо?
Шаги приближаются. Осторожные. Негромкие. Чтобы не тревожить меня.
– Тише, – одно лишь слово ласкает слух. Успокаивает.
– На сегодня визит окончен, – чеканит врач. Больше всего на свете желаю сейчас, чтобы он замолчал, а вновь заговорил тот родной голос. – Ваша жена слишком слаба.
Мой муж все-таки. Значит, мальчики под присмотром. В надежных руках – на уровне интуиции осознаю это.
О Коле и Мите позаботится…
Как зовут его?
Щеки касается теплая ладонь, потом перемещается к руке, крепко сжимая кисть. Добрый шепот проникает прямиком в голову, но от него не больно. Хоть я и не разбираю больше слов. Все становится не важным.
Слабо выдыхаю, слегка приподнимаю губы в улыбке и, обессиленная, лечу в темноту.
Глава 7
Никита
– При такой сильной травме возможны провалы в памяти. Частичная или даже полная ее потеря, – вещает врач, а я замечаю, как учащается дыхание Ярославы, и подаю ему знак «понизить громкость». – Но то, что пострадавшая вспомнила имена детей, – уже хороший знак. Глядишь, со временем и вас как мужа примет.
Опомнившись, отпускаю руку девушки. Оказывается, все это время я сжимал и поглаживал ее ладонь. Веду себя, как псих. Никогда не замечал за собой подобных наклонностей, но к Ярославе меня будто магнитом притягивает. Дотронуться до нее хочется. Обнять, защитить. Откуда во мне эта патологическая жалость? Или что-то еще?
Закрывать нужно это «дело». И чем быстрее, тем лучше для всех.
– Я не… – собираюсь поспорить с доктором, но кошусь на мальчишек, которые устроились на краю постели рядом с мамой и с грустью всматриваются в ее бледное, умиротворенное лицо.
Если я сейчас признаюсь, что являюсь абсолютно посторонним для них человеком, врач обязан будет уведомить соответствующие органы. Что тогда с пацанами будет? Родственников у них нет, судя по всему. Или тем плевать на детей. Иначе не соседка присматривала бы за Колей и Митей, а кто-то из близких. И уж точно любящие люди не пустили бы малышей на мороз маму искать.
Одни они…
Значит, пацанов ожидает прямая дорога в детский дом. На время, пока Ярослава не придет в себя.
– Сколько ей времени нужно, чтобы восстановиться? – мягко обхожу вопрос о нашем «замужестве». – Когда ее выпишут?
– Около трех недель пациентка пробудет у нас, – шокирует меня врач. – Ну, а что вы хотели, – разводит он руками, словно извиняясь. – Мы должны наблюдать за ней. Так что праздники все она проведет в больнице, но вы сможете ее навещать.
Очередной быстрый взгляд летит в сторону Мити и Коли – и решение приходит самой собой. Не вижу другого пути, кроме как… забрать их к себе.
Позже, когда Ярослава придет в себя, я представлюсь, объясню все, «корочку» покажу, если не поверит. Выпишут – передам ей детей из рук в руки, так сказать, и с чувством выполненного долга вернусь к работе.
Три недели, мать их. Целая вечность. Мне что с мелкими все это время делать? Может, все-таки удастся хоть какую-никакую родню отыскать? Вызвать из другого города?
Но Коля и Митя мне в этом не помощники. Молчат, как партизаны. Вся надежда на Ярославу. Она ведь может раньше хоть какие-то крохи вспомнить? Вот и подскажет, кому я могу ее детей доверить.
Осталось дождаться…
– Когда к ней вернется память? – уточняю я.
– Человеческий мозг – загадка, – увиливает от прямого ответа доктор, и мне определенно не нравится такое начало. – Мы пока не понимаем, насколько все серьезно. Нужно пообщаться с больной ближе. В случае, если у нее все-таки ретроградная амнезия, а это вполне возможно, но никаких прогнозов я давать не могу, – делает паузу, а я невольно изучаю Ярославу. – На восстановление могут уйти недели, месяцы, годы. Она может вспоминать некоторые эпизоды своего прошлого. Или все и сразу. Или… вообще ничего.