Два чуда от Папы Мороза
Шрифт:
В коридоре сталкиваюсь с доктором, который протягивает мне список и рецепт. Лекарства беру в ближайшей аптеке, а вещи решаю купить завтра и привезти, когда девушка очнется. Напоследок запихиваю в карман врачу несколько купюр, чтобы внимательнее к «потеряшке» был. Он отказывается, конечно, но я стремительно покидаю клинику. Чтобы ноги опять предательски не отнесли меня к постели Ярославы.
Когда возвращаюсь в дом Враговых, Коля и Митя уже спят. Для них выделили отдельную комнату на втором этаже. Там же, наверху, уложили и остальной «детский сад», так что в гостиной уже не так шумно. Но друзья сидят за столом, негромко переговариваются, чокаются бокалами.
У меня же праздновать Новый год настроения нет, особенно, когда знаю, что одна незнакомая мне девушка лежит сейчас без сознания в унылых стенах больницы. А ее дети под моим присмотром. И неизвестно, что было бы с ними, если бы бабуля не привела их в наше детективное агентство. Подумать страшно…
Выбираю наиболее подходящий момент, прошу у друзей прощения – и капитулирую наверх. Для меня подготовили свободную спальню, но я уперто иду в детскую. Проверяю пацанов. Поправляю им одеяла, но одергиваю себя: заигрался в Папу Мороза. Пора завязывать.
И все-таки устраиваюсь на диване. С ними в одной комнате. Словно одержимый, пролистываю фотографии Ярославы. У меня нет оправданий, зачем я так поступаю. Нет сил их искать. Просто залипаю в изображения.
Так и засыпаю с телефоном в руке.
А наутро меня будит настойчивый звонок.
– Ярослава Солнцева приходит в себя. Сейчас готовим для нее палату. Приедете? – уточняет врач, но его голос тонет в радостных криках мальчиков.
Коля и Митя запрыгивают на меня, упираются локтями и коленями в грудь, горло, бока, живот, отдавив все, что только можно. Едва не скатываются с дивана, но я их по очереди за шкирку ловлю. Цепляются за меня, обнимают. И орут прямо на ухо:
– Мама! Поедем к маме!
И я не могу им отказать…
Глава 6
Ярослава
Под ногами хрустит битое стекло. Не вижу, но догадываюсь, что это осколки хрустальной вазы, которую впопыхах зацепили и смахнули на пол.
Переступаю через разбросанную одежду, будто забытую в спешке, поддеваю носком смятые джинсы, отодвигая их прочь. Ойкаю, ударившись бедром об открытый ящик комода, но не слышу собственного вскрика.
Пытаюсь осмотреться, однако обзор застилает туманная дымка. Едва не врезаюсь в распахнутую настежь дверцу шкафа. Обхожу ее, заглядываю внутрь. На полках нет вещей.
Отшатываюсь растерянно и разворачиваюсь. Замечаю фоторамку на тумбе. Лежит лицевой стороной вниз. Беру в руки, прищуриваюсь, но изображение плывет.
Пальцы ослабевают – и рамка летит вниз. Бесшумно, будто в вату.
Ее место занимает записка. Текст не прочесть, но я чувствую: там что-то плохое. Уму и сердцу непостижимое.
До ушей доносятся голоса. И плач. Жалобный и тонкий.
Душа рвется на части, разум не верит, тело, словно на воздушной подушке, плывет в сторону звука.
Потому что это важно. Ценно.
При этом дико и невозможно! Неужели можно было так поступить?
Хватаюсь за ручку двери, толкаю ее в панике…
***
Ослепляющая вспышка вызывает острую боль в затылке. Вырывает из сна. Или воспоминаний?..
– Где я? – сипло шепчу. – Пить хочу.
С трудом поднимаю веки и жмурюсь от яркого света. Голова раскалывается. Осматриваю больничную палату, вижу капельницу, трубка от которой тянется к моей руке. Собираюсь привстать.
– Лежите-лежите, – подбегает медсестричка. – Сейчас ваших позовут. Все ждут, когда проснетесь.
– Моих? – хрипло спрашиваю. – Кого?
Пытаюсь вспомнить, что со мной произошло. Но в голове белый шум.
Никаких картинок! Абсолютно. Словно меня не существует.
Я даже не знаю, как меня зовут. Перебираю в мыслях возможные варианты, примеряю на себя. Но как только только нить, связывающая меня с реальностью, становится прочнее, ее будто кто-то нещадно режет ножом. Паника захлестывает разум.
– Ма-ама! Мамочка! – возвращают меня к жизни звонкие детские голоса.
Двое мальчиков подбегают к моей койке, обхватывают меня маленькими ручками, чмокают по очереди в щеку. Оба светловолосые, сероглазые. Напоминают мне кого-то. Но образ мгновенно стирается.
– Мы нашли тебя! – визжит один. Он старше. Улыбка такая красивая. Родная.
– Нахли! – коверкает второй. Маленький совсем, но матрас скрипит жалобно и проседает, когда он упирается в него.
– Так хотели Новый год вместе встретить. Но не успели до полуночи к тебе! – жалуется первый. – Зато все-таки нашли! Успеем подарки под елкой забрать?
Елка? Подарки? Сейчас Новый год? А у меня стойкое ощущение, будто за окном осень. Как в том сне… Хочу встать и взглянуть на улицу. Но каждое движение отдает резью в висках и затылке.
– М-м-м, – постанываю, морщась.
Мальчики отстраняются, чтобы не нанести мне вреда, и от постели отходят. Смотрят на меня обеспокоенно.
– Подарки, – хриплю, – вас дождутся, – киваю импульсивно.
Набираю полные легкие воздуха, надеясь, что кислород освежит мысли. Но вместо этого к горлу подкатывает тошнота. Из последних сил вглядываюсь в лица мальчиков. Напрягаюсь, чтобы вспомнить их, игнорируя боль и помутнение.
Дети аккуратно укладывают свои крохотные ладошки на мою руку. Улыбаются. И в сердце разливается тепло. Родственное… Материнское?