Два цвета земли между двух океанов
Шрифт:
Нам оставалось девяносто километров - пересечь остров точно по меридиану. Мы немного посовещались, сидя на снегу под неуютной треногой вышки. Было ясно, что собаки не выдержат такого перегона в один день. Мы двинулись на юг к синим обрывам горы Дрем-Хед, добрались до них и даже оставили сзади.
В горах островного хребта было безветренно, но изрядно морозно, и мы перенесли самую "трясучую" ночевку за всю дорогу. Хотя мы из-за холода начали этот день в пять утра, настроение все-таки было отличным. Запас корма для собак оказался рассчитанным точно, впереди всего шесть-десять километров, аппаратура не подвела. Кроме того, здесь на севере острова, куда не забирались охотники, песцы встречались по долинам почти через каждый километр. И Куно, и Ульвелькот божились, что будут переносить свои охотничьи участки сюда, в это песцовое изобилие. Не знаю, собрались ли они это сделать.
К середине дня солнце стало греть совсем сильно. Уставшие собаки с трудом тянули на подъем. Мы толкали нарты по обмякшему снегу. От такой работы спина мгновенно взмокла. Мы с Сергеем вначале сняли матерчатые камлейки, потом кухлянки. После подъема собаки несли вниз, и от ветра размокшая рубашка начинала примерзать к спине. Но впереди был другой подъём, так что одеваться не имело смысла.
Все-таки вечером мы увидели с перевала огоньки поселка. Наверное, собаки тоже их увидели, потому что они рванули вниз с сумасшедшим азартом. Нам и на этот раз повезло. Ни на той, ни на другой нарте не сломался остол, нарты не перевернулись, и, хотя мы с Сергеем, презрев все инструкции, отчаянно тормозили пятками, ни тот, ни другой не наткнулись ногой на камень под снегом. Мы пили чай уже в своей промерзшей до инея избушке. Только здесь, в привычной обстановке, мы заметили, что лица у всех распухли от ветра и солнца и стали цвета свежего мяса. Мы еще не знали, что через день Серега свалится с жестоким гриппом, а я с воспалением легких. Все из-за того, что не вовремя скидывали кухлянки. Но если бы даже знать это, все равно было ощущение неплохо сделанной работы, и если бы окончание дороги было чуть поторжественнее, то можно было сказать тост словами Кнута Расмуссена, приведенными в начале этой главы.
Глава 6
Очень большой медведь.
Старая истина гласит, что прелесть покинутых стран увеличивается прямо пропорционально времени и расстоянию. Я не видел Чукотки всего два года и уже не знал, какой найти предлог, чтобы поехать туда снова. Как и бывает обычно, он не заставил себя ждать.
В этой книге я уже упоминал о двух медведях непомерно больших размеров. Об одном говорили пастухи Чаунской долины, второго, белого медведя, который выделялся среди собратьев, как баскетболист среди школьников, мы видели на острове Врангеля. Перелистывая как-то книгу бельгийского зоолога профессора Бернара Эйвельманса "По следам неизвестных животных", я наткнулся на следующие слова: "В Западной Европе лишь в 1897 году впервые стало известно о существовании самого крупного в мире хищника - огромного бурого медведя, обитающего на Камчатке, в Северо-Восточном Китае и на Сахалине. Родич его, медведь кадьяк, живет по другую сторону Берингова пролива, на Аляске. Этот медведь - настоящее чудовище. Длина его более 3 метров и вес - более 700 килограммов...". "Не о моем ли "знакомце" с реки Угаткын идет речь?" - подумал я. Однако фраза "...в Западной Европе... стало известно" не давала точной информации. Прошли слухи, что ли?
Мне не удалось установить, чтобы кто-либо из серьезных людей слыхал на Камчатке или на Сахалине о невероятно большом медведе. Точнее, я установил, что, пожалуй, никто о нем не слыхал. Большие и страшные медведи были и есть, но я искал информацию именно о наводящем ужас чудовище, о котором мне говорили под треск костерка из полярной березки пастухи глухой Чаунской долины, или о "самом крупной в мире хищнике", как писал Эйвельманс.
Но тем не менее я наткнулся в конце концов на книгу Фарли Моуэта. Существует книга Фарли Моуэта, полярного исследователя, этнографа, писателя, прожившего годы среди континентальных эскимосов Аляски, - "Люди оленьего края". Здесь не место писать о достоинствах этой прекрасной книги и строгого человеческого документа. Важно то, что Фарли Моуэт приводил в ней легенды, слухи и рассказы, услышанные от жителей страны Барренс. Вот что случилось с ихалмютом Белликари, когда он был еще мальчиком.
"...Он взглянул туда, и кровь застыла в его жилах - там, на гребне холма, на расстоянии броска камня от того места, где он должен был выйти из каньона, стоял акла, огромный медведь северных пустынь! Акла, страшный бурый зверь, ростом вдвое выше белого полярного медведя; это - таинственное чудовище, о котором мало кто из белых людей слышал; свирепое животное, оставляющее на песке следы длиной в половину руки человека; акла, чье имя однозначно со словом "ужас" на языке полярных эскимосов. Встречается он редко, так что многим ихалмютам даже не доводилось видеть его следов, чему они очень рады. И все же он существует, этот гризли Барренс!"
Должен сказать, что за пять минут до того, как я добрался до сто семьдесят первой страницы книги Моуэта, я и не думал о своем загадочном медведе. И когда я прочел процитированный отрывок, честное слово, я чуть не перекрестился от мистического ужаса. Совпадение с тем, что я слышал от пастухов семь лет тому назад, было просто поразительным. Следовательно, легенда о каком то необычном медведе, обитающем в горах Чукотки, не миф, а если миф, то достаточно распространенный для того, чтобы проникнуть по ту сторону Берингова пролива и достичь уже в 1898 году Западной Европы. В то время я еще не знал, что не столь уж давно в Берлинский зоопарк был доставлен с острова Кадьяк экземпляр мед- ведя фантастических размеров, весивший более тысячи килограммов. Этот медведь был отнесен к новому виду гигантских медведей и получил название от острова: медведь-кадьяк. Не теряя времени, я написал профессору Эйвельмансу в Париж и в Канаду Фарли Моуэту. Я сообщал им информацию, полученную от пастухов, и просил высказать их точку зрения в данном щекотливом деле. Кроме того, я написал в поселок Марково на Южной Чукотке охотоведу и медвежатнику с тридцатилетним стажем Виктору Андреевичу Губченко.
Я исходил из того, что гигантский медведь Бернара Эйвельманса, аклу в книге Фарли Моуэта, медведь-кадьяк, реально существующий в природе, и медведь, о котором говорили пастухи, - один и тот же зверь. Возможно, это новый вид, существующий по обе стороны Берингова пролива и встречающийся чрезвычайно редко. Ответ Фарли Моуэта не заставил себя ждать. Со всей уверенностью он утверждал, что коль скоро медведь существует по одну сторону Берингова пролива, то он должен быть и по другую.
"Аклу, о котором я писал в своей книге, - сообщал мне Моуэт, - что барренсграундский гризли. Описание его в книге близко к действительности. Сам я видел его только один раз..."
"Мне кажется, - писал далее Фарли Моуэт, - что ваш гигантский медведь может оказаться родственником североамериканскому гризли, который, как вы знаете, самый большой на свете... Поскольку они живут невдалеке от Берингова пролива, вполне возможно, что в прошлом они могли мигрировать в Сибирь. Многие гризли обитают в горах, нет ничего удивительного, что их родственники могут встречаться на Чукотке... На Аляске и в Канаде они часто нападают на стада домашних оленей. Следы их огромны, и даже по следу можно видеть, что этот зверь вдвое крупнее обычного. Сообщения о гигантских медведях на Чукотке я считаю вполне вероятными. Они, по-моему, основываются на реальных фактах. Возможно, что легенды о гигантских медведях на Чукотке говорят о тех медведях, которые продрейфовали Берингов пролив на льдине или пересекли его пешком в особо суровые зимы. Я говорю так, потому что аляскинский гризли великий кочевник..."
Трудно судить о том, может ли сухопутный житель гризли дрейфовать на льдине. Но пересечь замерзший семидесятикилометровый пролив ему, вероятно, не трудно. В стройной системе природы бушует хаос случайностей, упорядоченный, однако, не менее строгими законами вероятности процессов. Возможно, рассказы пастухов легко и просто объясняются редкими появлениями в чукотских горах случайного пришельца с североамериканского континента, облик и поведение которого был непривычен для чукчей. Кстати, в своем письме Фарли Моуэт со свойственной ему писательской эмоциональностью не удержался от того, чтобы не "закинуть удочку" еще в одном вопросе. "... В Торнгатских горах на полуострове Лабрадор эскимосы рассказывают о другом типе медведя, с очень длинными волчьими зубами. Еще ни один белый человек такого медведя не видел, и, возможно, это миф. Однако описания эскимосов очень похожи на реконструкцию вымершего ныне пещерного медведя, который предположительно исчез несколько тысячелетий тому назад. Все это может служить слабой надеждой на то, что небольшое число пещерных медведей существует и сейчас. (Их передние зубы огромны и высовываются наружу наподобие зубов вымерших саблезубых тигров.) И если это так, то я поискал бы их именно в горных районах Верхоянска, Колымы и Анадыря..."
Все мы люди, и с детства нам свойственно убеждение, что "за морем и телушка полушка". Если бы я верил в существование пещерных медведей, то я поискал бы их на Аляске, например в неисследованных районах хребта Брукса. Человеку, знакомому с систематичностью и массовостью организации в нашей стране хотя бы геологической и топографической службы, ей-богу, трудно поверить в существование кое-где уцелевших мамонтов.
Но тем не менее было все-таки что-то поражающее воображение пастухов на Чукотке и эскимосов-карибу на Аляске. Медведь - живой зверь, он уклоняется от встреч с людьми, будь то геолог, топограф, этнограф или другой экспедиционный человек. И все они не более как гости в полярных горах и тундре. Таким образом, независимо от гипотезы случайно забредающего в Азию гризли, который может попадать раз в десять лет и погибать в лучшем случае через несколько лет, можно предположить, что у нас существует редкий и малочисленный вид гигантских медведей вроде медведя-кадьяка, - приходилось думать о причине слухов, возникших среда чукотских пастухов и совпадающих с рассказами аляскинских эскимосов.