Два дюйма цивилизации
Шрифт:
Мама и бабушка, обнявшись, сидели на диване у окна и слушали музыку. На домашнем коврике у их ног дремал верный Сол.
В углу, около печки, Давид Моисеевич незаметно для женщин плакал, не выпуская из рук двустволку.
…В летние месяцы, когда выпадала возможность выбраться к бабушке в деревне на несколько дней подряд, Брюс с отцом всегда занимались сложными техническими делами по хозяйству. Год назад, после июльского урагана, они всего за неделю перекрыли
Каждый сезон, в первые же после начала учебного года выходные дни, отец и Брюс приезжали в деревню пилить и колоть дрова. К приезду гостей бабушка заказывала в лесничестве машину берёзовых брёвен, рабочие привозили их и сгружали во дворе, перед домом, а Брюс с отцом весь день пилили брёвна на деревянных козлах, кололи чурбаки топорами, а особо сложные и кряжистые – толстыми тупыми колунами.
Мама с бабушкой помогали им, складывали звонкие поленья в ровные поленницы, вдоль стен дровяного сарая.
Давным-давно отец сам сделал ручной насос в уличном колодце, потом подключил к нему электричество. Из посёлка отец привёз тогда большую емкость, которую сварили ему мужики на комбинате, установил этот бак в доме. Бабушка долго не могла нарадоваться, что в деревне у неё одной есть водопровод в кухне и в ванной.
Пока мальчишки таскали из сарая дрова к печке, мама, бабушка и Соня начистили большую кастрюлю картошки, а Отец достал из погреба две трёхлитровые банки маринованных огурцов и помидоров.
Бабушка, раскрасневшись от удовольствия общения с такими хорошими гостями, затеяла ещё печь блины.
– Это потом, после ужина, мы с вами чайку с мёдом попьём, с горячими-то блинчиками!
Мама достала из своей сумки мороженую курицу.
– Ей было бы скучно оставаться в нашем холодильнике…
Пока варились картошка и курица, бабушка проводила Соню и маму в свою спальню.
– Здесь будет наша общая дамская комната.
Дедушку Давида Моисеевича бабушка лично отвезла в гостевую комнату на первом этаже, в ту самую, где летом обычно оставались ночевать Брюс с отцом.
Остальные «комитетчики» под предводительством Брюса с шумом, грохотом и радостными воплями поднялись по деревянной скрипучей лестнице в просторную тёплую мансарду, где Медведь сразу же рухнул на матрас, набитый колючим и пыльным летним сеном.
– Отойдите от меня, я утомился! Брюс, разбудишь на ужин, а?!
– Подъём, богатырь! Давай-ка сначала и для других товарищей спальные места организуем.
– Э-эх, какой же ты жестокий…
Хозяйственный Серый, успев подробно расспросить добрую бабушку о её любви к домашним животным, устроил своего кролика в старую клетку из-под попугаев, которую бабушка принесла ему из кладовки.
Братья Леоновы, освободившись от тяжкой обязанности быть всегда и везде военными людьми, с удовольствием принялись драться старыми ватными
– Тише вы, лампу уроните! Будет вам тогда пожар на весь мир!
В ожидании сказочного ужина всё ещё немного сопливый Лёха пригрелся на матрасе и, следуя многолетней школьной привычке, увлёкся какой-то игрой в телефоне.
– Ну-ну…
Гугл хмыкнул, заметив и молча осудив такие неразумные действия младшего по званию.
Брюс справедливо распределил матрасы и ватные одеяла.
Подушки себе Медведь и Серый сделали из старых цветных наволочек, которые нашлись в картонной коробке из-под телевизора в дальнем углу мансарды. В наволочки Серый напихал всякие там пуховые платки, длинные древние шерстяные шарфы и все другие найденные тряпичные вещи. Получилось весьма неплохо и Медведь опять захотел немедленно лечь спать, но вкусный запах, который начал неотвратимо подниматься к ним из кухни, с первого этажа, заставил и Медведя, и всех остальных задуматься совсем о другом.
– Ма-альчики! У-ужин!
Лучше бы Соня такого не говорила!
По лестнице из мансарды, с дикими криками, под грохот башмаков, останавливая друг друга, придерживая за плечи, за уши и за рукава, рванул голодный мужской коллектив.
Горячая картошка благоухала в большом чугунке, цельная курица плавала в бассейне жирного бульона в огромной кастрюле, маринованные дары природы в виде маленьких зелёных огурчиков и красных пузатых помидоров источали знойный летний запах укропа, чеснока и изобильного смородинового листа. На гигантской сковороде шипела убедительная двадцатижелтковая яичница. И ещё было много хлеба.
– Руки! Всем мыть руки. Быстро. По очереди – по росту.
Отец стоял на подступах к столу посреди комнаты в тельняшке, скрестив руки на груди и посмеиваясь над голодающими.
– А я уже…
– А вот именно ты дополнительно высморкайся и ещё раз вымой руки.
Качая неприкаянной головой, Леха поплёлся в конец очереди к умывальнику.
Когда все, чистые и дисциплинированные, уселись за большой деревенский стол, накрытый белой скатертью с кружевами, из своей комнаты тожественно выехал дедушка.
Серый, успевший уже укусить сочный огурец, фыркнул, загоготал, засмеялся и закашлялся одновременно.
Медведь начал в скорых медицинских целях молотить Серого по спине, а Брюс вежливо поинтересовался у друга:
– Ты чего это? Что смешного-то?
А Серый продолжал корчиться в приступе дикого хохота, только успевая невежливо тыкать указательным пальцем в сторону дедушки.
Давид Моисеевич был хорош.
Умытый, причёсанный, в домашних бабушкиных шлёпанцах, он выехал в свет ещё и в роскошном шёлковом халате багрового цвета, с кистями, в шикарно и крупно простроченном золотом и с золотой же монограммой на нагрудном кармане.