Два кинжала
Шрифт:
Мысли, мысли, они кружились в голове, не давая отрешиться от действительности. Я знала, что такое любовь.
Я любила — искренне, беззаветно, пусть даже меня к этому чувству и подтолкнули с помощью магии. Да, я так любила, что ради обещания, данного первому мужу, полностью перекроила свою жизнь. Несмотря на то, что я уже знала, что он мерзавец, несмотря на то, что он предавал меня с самого начала наших отношений, я до сих пор вспоминала те наши совместные месяцы с улыбкой. Тогда я была счастлива, полностью, абсолютно счастлива, настолько счастлива, что
Если быть с собой честной, то, если бы не вмешался мой отец, я бы так и прожила до конца своих дней — влюбленной женщиной, радостно ограничивающей себя домом и детьми, балами и жаркими ночами. Но теперь я понимала, что Ясноград видел во мне то, чего я сама о себе не знала. Потенциал. Силу Крюков.
Интересно, когда у меня будет своя дочь, что я выберу для нее — тихое счастье или полную опасностей и бурных событий жизнь.
Я вспомнила Добронегу Волк. Спасибо, отец. Спасибо, что не позволил превратиться в нечто подобное.
Меня любили. Драниш, куда же ты все-таки делся? Он любил скромную девушку Милу и был готов пожертвовать за нее жизнью. Но не смог смириться с гордой аристократкой, отстаивающей свою честь. И все же, все же — несколько его поцелуев, клыкастые улыбки, то, как бережно он прижимал меня к себе, когда увозил из замка Томигоста, навсегда останутся в моей памяти.
Меня любят. Чистомир, который всегда принимал мою сторону. Мой Мирик, его наука помогла мне выжить в эти нелегкие годы. Чистомир, офицер тайной службы короля, знающий многие секреты. И его записка «Одобряю». Теперь-то я точно знала, что она относилась к Ярославу Волку.
Холодному. Резкому. Колючему. Тому, кто, не задумываясь, жертвовал своей жизнью ради моей. Который скрывает свою слабость, но сейчас во сне, его лицо принимает такое беззащитное выражение! Он полностью расслаблен, хмурая морщина между бровей разгладилась, губы приоткрылись. Что я к нему чувствую? Тяжело понять.
Придерживая рукой голову спящего на моих коленях целителя, я слегка нагнулась, чтобы дотянутся до мужа. Прикоснулась к его лицу кончиками пальцев, провела по щекам, по жесткой щетине. Очертила контур губ, обычно жестко сжатых, но сейчас таких мягких. Погладила волевой подбородок.
— Ясноцвета… — пробормотал во сне Ярослав, заставив меня испуганно отдернуть руку. — Ясноцвета…
Он завозился, укладываясь поудобнее, опять спокойно засопел.
Я посмотрела на подушечки своих пальцев. У нас с ним все получится, просто не может быть иначе. Я и так за свою жизнь испытала столько чувств, каких большинству аристократок даже и не снилось. Пора уже успокоиться.
На четвертый день мой домен уже был близок. Мы остановились на постоялом дворе. Даезаэль вывел Ярослава из сна, удовлетворенно осмотрел раны.
— Ай да я, — сказал он гордо. — Все зажило, хоть сейчас в бой!
— Первую помощь мне оказывали три целителя, — сказал полуобнаженный Ярослав, крутясь перед зеркалом, пытаясь рассмотреть на спине новые шрамы.
Он смотрел на себя, а я смотрела на него. Последние месяцы тоже не добавили Волку здоровья. Худощавый, жилистый, сейчас он был далеко не идеалом аристократической красоты.
Ярослав поймал мой взгляд в зеркале, улыбнулся.
— Да, Ясноцвета, нам с тобой до хорошей формы нужно усиленно питаться.
Я кивнула, покраснев и мысленно обругав себя. Он — мой муж, почему же я так смутилась, застигнутая за подглядыванием? Сколько хочу, столько и смотрю!
— Три целителя! — вскричал Даезаэль, возмущенно всплеснув руками. — А руководил ими кто? А? Вот то-то же!
Он вздохнул тяжело и печально, уныло склонил голову.
— Никто меня не ценит. Никто! Никто!
— Я тебя ценю, — попыталась его утешить я. — Очень. Даезаэль, и Ярослав тебя ценит, только он не умеет это достойно показать. Ты бы ему инструкцию написал, Даезаэль.
— А если я туда включу пункт «падать ниц и лобызать мне руку», он разве будет это выполнять? — капризно спросил эльф.
Но вдруг Ярослав подошел к Даезаэлю, действительно опустился перед ним на колени, и поцеловал руку целителя. У нас с эльфом синхронно удивленно отвисли челюсти.
— Даезаэль, я очень ценю все то, что ты сделал и продолжаешь делать для нас, — серьезно сказал Ярослав. — Если бы не ты, нас бы уже давно не было в живых. Мы обязаны тебе жизнью, при том, не один раз.
— Э-э-э… да… спасибо, я понял, — промямлил целитель. — Э-э-э… Ярослав, ты меня пугаешь! Встань, пожалуйста!
Ярослав еще раз поцеловал ладонь эльфа — у того просто не хватило сил ее забрать, прижался к ней лбом.
— Спасибо.
Этого Даезаэль уже вынести не мог. Он выдернул свою ладонь из рук Ярослава, посмотрел на меня круглыми от шока глазами и выбежал из комнаты.
— Ты это специально? — спросила я, когда справилась с удивлением. — Решил поиздеваться над Даезаэлем?
— Нет, — нахмурился Ярослав. Он сидел на кровати и разбирал волосы, растрепавшиеся за три дня. — Совершенно серьезно. Он действительно не раз спасал нам жизнь. Если ему хотелось, чтобы я стал перед ним на колени, то мне не трудно. Жизнь стоит куда дороже, чем гордость.
— Ясно, — проговорила я. Ярослав открылся мне с новой стороны. Вот уж не думала, что он на такое способен! Но, в принципе, он прав. Еще как прав!
После обеда мы пересели на коней. Мне надоело трястись в карете, а Ярослав, по мнению Даезаэля, крайне нуждался в облагораживающем действии солнца, а то выглядел слишком уж бледным. Карету оставили на постоялом дворе — наши серебристо-серые глаза не вызывали у хозяина сомнений, что мы за ней вернемся.