Два квадрата
Шрифт:
– Кто нашел его?
– Я, – сказал Клааке. – Я, как всегда, принес грейсфрате почту и…
– Он находился в доме один?
– Есть прислуга, но в другом крыле.
– Прислуга никого не видела и ничего не слышала, – добавил Лоок. – Я уже успел поговорить с ними об этом.
– Дайте мне больше света, – велел Бофранк, опускаясь на колени рядом с телом так, чтобы не запачкать своих штанов в натекшей крови. Тут же появились люди со светильниками.
Глаза Броньолуса были закрыты, а на лице застыло странное умиротворенное выражение, словно бы он умер своей смертью в постели, в окружении приятных
Поддев пальцем ворот рубахи, Бофранк сдвинул ее немного вниз и увидел то, чему нисколько не удивился.
В конце концов, Броньолус недаром позвал его посмотреть на свою смерть.
На груди мертвеца были аккуратно вырезаны два квадрата.
– Что это может означать? – спросил склонившийся рядом Клааке. От него слегка пахло розовым вином и чесночным соусом, и Бофранк немного отворотился.
– Я скажу вам, но чуть позже, – отвечал он.
– И это верно, потому что вас хочет видеть грейсфрате Баффельт, – сказал невесть откуда по явившийся брассе Хауке.
На все той же двуколке, но теперь уже в сопровождении Хауке, Бофранк был отвезен в высокий, совсем недавно выстроенный дом не столь далеко от жилища Броньолуса. Насколько знал конестабль, грейсфрате Баффельт теперь временно исполнял обязанности покойного Броньолуса. Слухи о возможном преемнике грейсфрате, коли того, разумеется, утвердят епископы, ходили самые разные: что хитер, что умен, что чревоугодник и сластолюбец, о втором, впрочем, подтверждений нет, что сочетал в трудах своих непомерную жестокость с проявлениями человеколюбия… Достоверно конестабль знал лишь, что Баффельт чрезвычайно толст, в чем и убедился, как только увидел грейсфрате, восседающего в огромном, не иначе как по особому заказу изготовленном кресле.
Более всего миссерихорд напоминал бычий пузырь, наполненный жиром, как его хранят колбасники. Розовая тонкая кожа натянута была на лице и руках так, словно вот-вот лопнет и забрызгает все вокруг своим содержимым. В то же время лицо грейсфрате имел приятное, глаза – нежно-голубые, а волосы желтые, как осенняя нива.
Брассе Хауке тут же оставил их наедине, и Баффельт принялся совершенно беззастенчиво рассматривать конестабля. Бофранк поискал глазами, куда сесть, не нашел и остался стоять, лишь прислонившись плечом к дверному косяку.
– Хире Бофранк, не стану кривить душою: будучи наслышан о ваших похождениях, я не могу приветствовать вашего возвращения к делам, – заговорил наконец толстяк. – Однако грейсфрате Броньолус, чья душа, несомненно, внимает сейчас нашей беседе, укорил бы меня и напомнил, что просил меня о совершенно ином. Что ж, я исполняю волю убиенного: только что я говорил с председателем Секуративной Палаты – рескрипт о вашем возвращении в должность утвержден. Можете прямо сейчас возвращаться к делам, но вы, конечно, понимаете, что первым – и покамест единственным из них – должно стать злокозненное убийство грейсфрате.
– Грейсфрате Баффельт, я, и это можно уточнить у многих, не рвался на свою прежнюю должность. Должен вас уверить, преподавание при моем слабом здоровье и постигших меня увечьях для меня куда более спокойно и приятно. И если бы не просьба грейсфрате Броньолуса, я не принял бы возвращения.
– Это
– Прежде всего мне нужны деньги, – решительно отвечал Бофранк. – Это не корысть, а несчастный факт: в последние месяцы я несколько впал в бедность и в случае дальних поездок хотел бы – при моем слабом здоровье и склонности к недугам – иметь в запасе должные средства для пищи и лечения.
– Это не составит труда для нас.
– Далее: я просил бы вернуть мне в качестве слуги и спутника симпле-фамилиара Акселя Лооса.
– И это не составит для нас труда.
– Ну и третье, что также не составит труда для вас: я просил бы не вмешиваться в мои действия, пускай даже они покажутся вам богопротивными и грешными. Когда мне надобна будет помощь миссерихордии, я сам спрошу ее; в ином же случае выйдет один вред.
– Вы правы, это тоже не составит труда для нас. Однако я бы советовал вам взять в помощники бывшего секретаря грейсфрате, Шардена Клааке. Не подумайте, что я прикрепляю к вам соглядатая: хире Клааке не миссерихорд и даже человек, чуждый церкви.
– Что же делал он подле грейсфрате Броньолуса? – не сдержав удивления, спросил Бофранк.
– Возможно, сам он об этом вам и расскажет, хотя слывет молчуном. И верно:
Молчанье не вредит, а болтовня из многих Творит бесчестных и убогих. Но на молчание возводится хула, А болтовня повсюду в честь вошла.– Что ж, я воспользуюсь вашими советами, в том числе стихотворным. Но не отрекайтесь же от того, что обещали мне сегодня.
– У меня множество пороков, хире конестабль, – серьезно сказал толстяк, поправляя на пальце яркий перстень в серебряной оправе, – возможно, недостойных лица моего сана. Но слово я стараюсь держать, даже когда испытываю большое желание нарушить его.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ,
в которой начинается долгое и опасное путешествие, а мы узнаем еще немного о детских годах Хаиме Бофранка
– Путешествие, в котором ни один из героев не умирает, обыкновенно не вызывает интереса; не вызывает интереса и путешествие, в котором умирают все герои; в конце концов, не вызывает интереса и путешествие, которое слишком быстро завершается.
Грейскомиссар Фолькон воспринял возвращение Бофранка без всякого смущения. Очевидно, ему уже сообщили о визите последнего к Баффельту и о том, что сей визит принес Бофранку благорасположение грейсфрате. Фолькон, впрочем, никогда не был слишком подл; он приветливо улыбнулся, когда конестабль вошел в кабинет, и сказал:
– Что же, вот все и разрешилось. Я рад видеть вас снова в своем штате.
– Могу ли я просить помещение для работы?
– Ваш кабинет свободен, хире Бофранк. Я также уведомлен о том, что вы хотели бы видеть подле себя симпле-фамилиара Лооса – он будет переведен сегодня же.