Два лика пустыни
Шрифт:
Небо пасмурное, темные облака поднялись высоко. Мимо совсем рядом не спеша течет желтый поток. Он совсем скрыл зеленую полоску клевера, добрался до чия и осота.
Сколько в этом потоке терпящих бедствие насекомых! Плывет жужелица и неудачно пытается уцепиться за веточки растений. На кустик взобрались осы-каликурты, осы-сфексы, клопы-солдатики, серые слоники, божьи коровки — всех не перечтешь.
В лужу упала мушка — белоголовая сирфида. Такая неловкая! Как ее угораздило? Теперь крутится, трепещет крыльями, пытается перевернуться и взлететь. Появилась мушка-береговушка, носится по воде, ей одной скучно, не хватает товарок: обычно
Вода продолжает журчать. Паукам-ликозам желтый поток не грозит. Они перебегают по нему, как по гладкому асфальту, кто порожняком, а кто и с тяжелым коконом, подвешенным к кончику брюшка.
Иду вдоль ручья по направлению к лёссовому обрыву, где была пересыхающая лужица. Что сейчас с ней? Но на ее месте образовалась большая глубокая яма, заполненная водой, и сверху в нее журча вливается маленький водопадик.
Ничего не осталось от умирающей лужицы, и все ее обитатели: маленькие дафнии, личинки мух, красные личинки комариков — расселились по распадку и теперь, когда пройдет вода, будут еще долго жить в таких же маленьких лужицах, пока их не высушит горячее солнце.
Мы бродим по краю небольшого болотца, по освободившемуся от воды солончаку. Неожиданно я замечаю, как по ровной поверхности земли носятся какие-то мелкие насекомые. Это ветвистоусые комарики с пушистыми усами, длинным тонким брюшком, небольшими узкими крыльями. Я рад встрече с ними, так как надежды на хорошую погоду нет и насекомых не видно. Серые облака медленно двинулись с запада и закрыли небо. Горизонт затянулся мглою, подул холодный ветер. Красные тюльпанчики сложили лепестки, розовые тамариксы перестали источать аромат цветов. Замолкли жаворонки, на такыре — озере тревожно закричали утки-отайки.
Комарики очень забавные. Расправив крылья, машут ими, будто в полете, и при этом бегут, быстро-быстро перебирая ногами. Никогда мне не приходилось видеть комариков, да и вообще насекомых, на бегу помогающих себе крыльями. Будто маленькие глиссеры, да к тому же еще и сухопутные. Если комарику надо повернуть направо, то левое крыло на секунду складывается над брюшком, правое же продолжает работать; повернуть налево, складывается крыло правое. Странные комарики — им бы так бегать по воде, а не по суше!
Крошечные комарики носятся без устали, что-то ищут, чего-то им надо. Иногда они сталкиваются друг с другом и, слегка постукав друг друга ногами, будто подравшись, разбегаются в разные стороны. Иногда один из них мчится за другим, но потом отскакивает в сторону, прекращая преследование. Некоторые комарики складывают крылья и идут медленно. Но ненадолго: крылья-пропеллеры вновь начинают работать с неимоверной быстротой и комарик опять несется по ровной земле, выписывая сложные повороты и зигзаги. Иногда это занятие будто надоедает, и комарик, взлетев, исчезает в неизвестном направлении. Наверное, перелетает на другую площадку к другому обществу мечущихся собратьев.
Для чего все это представление, какой оно имеет смысл?
Может быть,
Чтобы убедиться, я вынимаю из полевой сумки эксгаустер и засасываю им комариков. Да, здесь одно сплошное мужское общество.
Может быть, самки комариков недоразвитые, сидят в мокрой земле, высунув кончики брюшка, как это бывает у насекомых в подобных случаях? Но комарики не обращают на землю никакого внимания.
Почему же они, как все другие ветвистоусые комарики, не образовали в воздухе роя, а мечутся на земле? Впрочем, в данной обстановке отклонение от существующих традиций кажется оправданным. В пустыне, особенно ранней весной, часты сильные ветры и нелегко совершать воздушные пляски. Чуть что — рой разметет по всем направлениям. И тогда — как собираться обратно! К тому же весной вечером воздух быстро остывает, а земля, наоборот, тепла. Вот и сейчас с каждой минутой усиливается холодный, предвещающий непогоду ветер, рука же, положенная на поверхность солончака, ощущает тепло, оставленное ласковым солнцем. Да и летом часто достается от ветра ветвистоусым комарикам, хотя они и избирают для своих брачных плясок тихие вечерние часы и подветренную сторону какого-либо выступающего предмета.
С каждой минутой тучи все гуще и темнее небо. Наступают сумерки. Постепенно комариков становится все меньше и меньше.
Так и не прилетели самки. То ли температура для них была низкой, то ли они еще не успели выплодиться и должны появиться через день-два. Как бы там ни было, свидание не состоялось.
Ветер подвывает в кустиках солянок. На землю падают первые капли дождя. Совсем стало темно. Ох уж эти комарики! Из-за них я потерял добрых два часа. Придется теперь тащиться до бивака в сумерках.
Большая солончаковая низина близ станции Копа мне давно известна. Здесь безлюдно, просторно, кое-где столбиками стоят суслики, летает стая журавлей. Прежде я наведывался сюда ради солончакового сверчка, а также пустынных мокриц. И тех и других здесь было немало. Но солончакового сверчка постепенно уничтожили осы-сфексы, а мокрицы остались целы.
Очень здесь много мокриц, вся земля ими изрешечена, по пять — десять, а то и пятнадцать норок на один квадратный метр. От деятельности мокриц земля стала легко проницаемой для влаги, воздуха и, кроме того, старательно ими удобрена. Пустыня зависит от этих неторопливых созданий, и зеленый покров растений обязан их неугомонной деятельности.
Когда месяц назад мы проезжали эту низину, земля была сухой и жаждала влаги. Мокрицы уже успели разойтись со своих зимовочных норок, разбились на парочки, и каждая из них построила неглубокую вертикальную норку с суженным входом. Но пустынные рачки еще не перелиняли, все еще оставались неполовозрелыми.
Теперь я спешу узнать, каковы жизненные дела моих давних знакомых. Прежде всего новость! Мокрицы стали взрослыми. Самцы украсились зубчатыми гребнями и небольшим бугорком на голове, похожим на рожок. Самочки темнее, гладкие, чуть меньше размерами. Почтенные родители обзавелись детьми, крошечными, светлыми, даже слегка прозрачными. В каждой семье их от семи до двадцати штук. Сидят недалеко от входа, охраняемого самцом, и прогреваются.