Два лика января

Хайсмит Патриция

— У меня назначена встреча. Будьте любезны, столик на двоих.

Его проводили за столик.

После этого Честер помнил лишь разрозненные фрагменты. Мягкий свет свечей. Некое подобие балконов, с которых на него взирали прикрепленные к ним головы карибу или лосей. Тарелка с двумя ломтиками мяса. Что это было? Он уже забыл, что заказывал. Бутылка вина, оказавшегося белым, тогда как должно было быть красным. Честер был уверен, что заказывал красное. Довольно красивая, но очень холодная и неприветливая брюнетка, сидевшая за соседним столиком, не ответившая Честеру, когда он к ней обратился. Струнная музыка, доносившаяся откуда-то.

И рвущаяся из глубин его души надежда, уверенность

и даже смех. Честер был пьян. Он понимал это, но не собирался уходить, да и был не в состоянии. Он мог позволить себе напиться после всего, что пережил. Честер достал авторучку и принялся сочинять телеграмму или конспект завтрашнего телефонного разговора с Джесси. Он заметил, что пишет слишком неразборчиво и вряд ли сможет это потом разобрать. Ну и пусть!

Следующее, что помнил Честер, была мокрая мостовая, на которой он лежал, уткнувшись лицом, и боль в ногах. Его ударили по ногам три или четыре раза. Кто-то закричал на него по-французски. Честер перевел взгляд с красных лампас на штанинах на улыбающееся лицо жандарма. Спутанные, слипшиеся от грязи волосы лезли в глаза. Честер попытался подняться. Все его тело от головы до пят пронзила боль. Он снова упал. Жандармы рассмеялись. Их было двое. И тут Честер осознал, что у него босые ноги и что он без штанов. На нем вообще ничего не было, кроме пальто. Честер огляделся вокруг себя в поисках своей одежды, словно был в комнате, в которой раздевался, но увидел лишь водосточный желоб, по которому стекала вода, мостовую, несколько деревьев с ободранной корой, стоявших вдоль тротуара, и жандармов.

— Как вас зовут, мсье? — спросил один из жандармов по-французски. — У вас есть документы? — Он давился от смеха.

На верхушке залитого солнцем голого дерева защебетала птица.

Честер пошарил в карманах. Карманы были пусты. Не осталось ничего — ни паспорта, ни денег, даже ни одной сигареты.

— Послушайте, я не знаю, как оказался здесь, — проговорил Честер по-английски. Он стоял пошатываясь, словно боль в голове раскачивала его из стороны в сторону.

Молодой усатый жандарм, который с ним разговаривал, сунув дубинку под мышку, обыскал карманы Честера. Он по-прежнему не мог сдержать улыбку. Другой жандарм, старший по возрасту, смеясь, закачался на каблуках. Окно над ними открылось.

— Когда вы очистите наши улицы от этого сброда?! — закричала женщина в белой ночной сорочке. — Хорошее время, чтобы будить людей.

— Вы же знаете, сколько в Марселе иностранцев, — ответил молодой жандарм. — Что бы мы делали без туристов? Этот оставил здесь все, до последнего су.

Мало-помалу смысл этих слов дошел до сознания Честера, стал таким же ясным, как чистый голосок птахи, которая пела на дереве. «Почему вы не ищете тех, кто ограбил меня?» Честер почти составил эту фразу по-французски, но она потонула в нахлынувшей на него волне жалости к себе. Честер принялся ругаться. Смачными английскими ругательствами. Он бранился сквозь слезы. Оттолкнул от себя руки жандармов. Он в состоянии обойтись без чьей-либо помощи.

Жандармы перестали смеяться, и на голову Честера обрушилась белая дубинка. Колени Честера подогнулись, и жандармы, подхватив его, потащили вперед.

Они завернули за угол. Честер, опустив голову, удивленно глядел на свои голые ноги, болтавшиеся внизу, словно лапы общипанной курицы. Глядел на синяки и ушибы — он был уверен, это следы от ударов о жесткую, холодную мостовую.

— Ради бога, возьмите такси! — крикнул он.

— Трам-тари-там-тари-там, — запел молодой жандарм, шагавший слева от Честера. А тот, что шел справа, загоготал.

Они грубо опустили его на стул в помещении, в котором пахло крысами, потом

и дешевым табаком.

— Votre nom… votre nom… votre nom!.. [38] — нагнулся к нему жандарм без фуражки, держа карандаш и бумагу.

Честер объяснил, куда жандарм может идти, но тот явно не понял.

— Ваше… имя!

— Оливер Доналдсон, — ответил Честер с трудом. Пускай поломают над этим голову. Оливер Доналдсон. Оливер Доналдсон. Надо запомнить. — Стакан воды, — попросил он по-французски.

Кто-то схватил его за подбородок и повернул лицо в одну сторону, потом в другую, после чего все трое о чем-то зашептались. Но Честер не мог разобрать ни слова. Он смотрел на жандармов. Некоторые с ухмылкой глядели на его наряд.

38

Ваше имя!.. (фр.)

— Филипп Веддукин? — спросил наконец один из жандармов.

Честер сидел неподвижно. Босые ноги твердо стояли на полу, словно он был полностью одет и обут.

Другой жандарм подскочил к Честеру, едва не споткнувшись, и сунул в лицо маленькую фотографию. Это была фотография из паспорта Честера.

— Si!.. Si!.. — закричал он.

— Нет, — возразил Честер.

И вдруг, словно это был сигнал к вакханалии или буйству, все жандармы зашумели, запрыгали, захлопали друг друга по спинам и разбежались в разные стороны. Честер не выдержал и встал, чтобы драться. Он помнил, как схватил двух жандармов за отвороты кителей. Кажется, ему удалось столкнуть их лбами. Но кто-то ударил его по голове.

Когда Честер пришел в себя и приподнял голову, он почувствовал, что одеяло, пропитанное кровью, прилипло к его лицу. Честер потрогал нос и испуганно отдернул руку. Он лежал в камере на койке. Солнечный луч, яркий, но холодный, падал ему на лицо. Честера бил озноб. Зубы стучали. Он стиснул их, глядя в напряжении на серую стену перед собой.

Осознание того, что с ним произошло, как он оказался здесь, пойманный полицией, полуголый и избитый, явилось для него совершеннейшим потрясением. Все неудачи и поражения, которые случались с ним прежде, были пустячными в сравнении с этим. Пропасть, в которую он сорвался, оказалась слишком глубока, чтобы надеяться выбраться. Мысли и ощущения как бы слились в одну мучительную боль, одновременно и душевную и физическую. Мозг словно сжался в крохотный комочек и был теперь где-то далеко. Честер вспомнил про фотографию. Ему назвали имя Филиппа Ведекинда, когда ее показали. Но ведь эта фотография значилась не за Ведекиндом. Райдел сообщил бы им это. Она могла прийти только из Америки, из Государственного департамента. Ее не было в записной книжке агента. Это фотография из паспорта Честера Макфарланда. Он приподнялся на койке. Райдел Кинер — вот кто всему виной. Райдел Кинер, из-за которого он убил Колетту и который сейчас в Париже. Честер поклялся, что убьет его, даже ценой своей жизни.

Кто-то вошел в камеру. Жандарм с жестяной миской какой-то баланды. Жандарм улыбнулся, и его улыбка была дружелюбной, не насмешливой.

Честер свесил ноги и встал. Движения его были очень медлительны, и жандарм не сразу заметил, что происходит. Честер расстегнул у него кобуру и вытащил пистолет.

Миска с похлебкой упала на пол.

Честер знаком приказал жандарму стать к стене. За дверью камеры послышался шорох, и Честер нажал на курок, целясь в жандарма, который принес ему еду. Пистолет дал осечку. Честер пытался снять предохранитель, когда пуля попала ему в бок. Он упал, и вторая пуля пробила ему щеку.