Два месяца и три дня
Шрифт:
Что-то ужасное, должно быть, случилось с этими людьми. В какие темные глубины своей чувственности они погружены, если им теперь не так важно, с кем, но важно – как, где и в какой одежде. Не играет роли, что чувствует человек, но важно, как человек сумеет сыграть свою роль. Здесь не любовь вызывает наслаждение, здесь наслаждение становится религией. И никто не может сказать, как глубока кроличья нора, ибо дна у нее нет.
Семь. Счастье. Арина хотела любить. Стоять, прикованной цепями, смакуя тончайшие оттенки унижения и беззащитности – нет, этого она не хотела. Но она боялась, что может захотеть –
Свежий воздух оживляет Арину. На широкой каменной лестнице ни единого человека. Сейчас все там, в зале. Все пришли сегодня ради этого момента. Как сказал Максим, все пришли сюда совершенно добровольно. Даже Ренгильда. Все – кроме Арины. Она судорожно хватает ртом воздух, вдыхает его ночной холод, пьет его как самый целительный в мире напиток.
Восемь. Бежать по гравию в туфлях невозможно, и Арине приходится сбросить их и оставить валяться в траве. Камни режут босые ступни, и она задирает платье, чтобы оно не стесняло бега. У нее не так много времени. Возможно, Максим заметил ее исчезновение. Если он найдет ее, если снова возьмет контроль над ее мыслями, над ее телом, так сильно его желающим, она не сможет уйти. Потом будет поздно.
Девять. Ворота закрыты, но ей удается найти подходящий широкий просвет между прутьев в заборе. Как удачно, что она такая худая. Дальше – лес. В любое другое время лес напугал бы Арину до чертиков. Особенно ночью, когда ты не видишь, куда ставишь босую израненную ступню. Но идти лесом было куда безопаснее, чем оставаться там.
Десять! Арина идет и идет, не допуская даже вопроса, не лучше ли остановиться. Она надеется, что ей удастся уйти достаточно далеко, чтобы избавиться от мыслей об обнаженном теле Ренгильды. И еще дальше, чтобы навсегда забыть Максима Коршуна, сына олигарха, фотографа, самого красивого и самого чудовищного мужчину в мире, который хочет владеть ею как вещью.
30
На какую-то дорогу она вышла около пяти часов утра, когда солнце осветило слабым рассеянным светом тихие пасторальные пейзажи, навевающие умиление – маленькие аккуратные домики из красного кирпича, разделенного белыми линиями замазки. Газоны, цветы, тишина – даже птицы еще спали. Арина скатилась с холма на дорожное полотно. Усталая, на грани обморока, перемазанная грязью – ее можно было принять за потерявшуюся наркоманку или жертву преступления, которую выбросили посреди дороги.
Должно быть, именно так и подумал водитель такси, ехавшего в противоположную от Лондона сторону, к местному аэропорту. Автомобиль вплотную подъехал к Арине, едва держащейся на ногах посреди дороги.
– Лондон! Лондон! – только и могла выговорить она в ответ на его вопросы.
– Police? – спросил он, после того как убедился в полной неспособности загадочной мисс понимать цельные предложения.
– Ноу! Ноу полис! – Она страшно перепугалась, ведь в полиции Максим нашел бы ее в два счета и вернул себе. У него с ней контракт, черт его знает, что это значит тут, в Англии.
Арина чуть было не выпрыгнула из машины, чем потрясла и напугала водителя. Что за человек будет появляться посреди дороги в таком виде и отказываться идти в полицию? Нехороший человек, определенно. Или человек, который чего-то боится.
– Лондон! Плиз! – взмолилась Арина, и водитель оказался перед
Особенно когда выясняется, что полуголая пассажирка не слишком-то понимает, куда именно ей нужно в Сити, и только повторяет, как мантру, имя какого-то Ричарда и Гайд-парк как единственный ориентир.
Гайд-парк, знаете ли, большой.
И все же Арине удалось отыскать улочку, где уютно расположился домик Клариссы и Ричарда. Удалось каким-то чудом – видно, звезды были в то утро на ее стороне. Она помнила, как они ехали туда в прошлый раз на «Роллс-Ройсе». Как Ричард рассказывал об удобстве жизни рядом с Гайд-парком. И все же мысль, что она не найдет тот дом, заставляла ее леденеть от ужаса.
Она вскрикнула и завизжала, когда увидела смутно знакомый переулок с фешенебельными домами, и таксист покорно свернул туда, уже ни на что не надеясь. Когда он остановился перед домом, его сомнения только усилились. Такой дом принадлежал явно очень – очень! – состоятельным господам. Что им делать с этой босой и чумазой мисс в странном каком-то платье? Скорее бы он понял, если бы она попросила отвезти ее в рабочий квартал. А так – это было почти как если бы она попросила отвезти ее в Букингемский дворец.
Некоторое время водитель топтался в нерешительности, прежде чем позвонить. И все же позвонил, справедливо решив, что прогнать его успеют всегда, и вот уж тогда он свезет полуголую мисс в полицию – пусть они с ней разбираются. А если не прогонят – тогда могут и оплатить человеколюбие по полному тарифу.
– Господи! Айрин! – Ричард, сонный, в пижаме и клетчатых тапках, был как Спаситель. Арина разрыдалась, едва лишь увидев его. Она боялась, что Максим каким-то образом опередит ее, но нет. Ричард стоит перед ней, взволнованный и… какой-то родной.
– Мне… нужна… помощь, – пробормотала она, собрав для этого последние силы.
– Я знаю. Что случилось? Макси звонил лишь сейчас, сказал, вы пропадать. Он найти ваши туфли. Я сейчас ему звоню!
– Нет. Не звони ему, Ричард, ради Бога! – лицо Арины перекосил такой ужас, что Ричард мгновенно очнулся от последних остатков сна.
– Пожалуйста, не надо! – взмолилась она, и он ее понял. Он спокойно расплатился с водителем (о, какое тот испытал облегчение!) и помог Арине зайти в дом, игнорируя все ее извинения. Кларисса, увидев ее, запричитала и бросилась одновременно готовить чай, наполнять ванну, подыскивать ей одежду, выкрикивая какие-то ругательства… Сопротивляться было немыслимо. Кларисса помогла ей залезть в ванну, вымыться и одеться, после чего достала аптечку и обработала стертые в кровь ноги ночной беглянки.
– А водка? Водка у вас есть? – внезапно спросила та. Ричард бросил пару слов Клариссе, и она быстро сориентировалась. Принесла виски, лед, пару бокалов.
Арина «тяпнула» виски, как это делал ее дядька Степан – залпом, не думая, всю огненную жидкость сразу. Ричард и Кларисса с изумлением переглянулись. Но Арине сразу стало легче. Все ужасы пережитого временно отступили. Она на ходу засыпала и, поддерживаемая Клариссой, еле дошла до кровати, и последнее, что она пробормотала сквозь сон – это просьбу ничего не сообщать Максиму. Кажется, она еще слышала, как Ричард заверил ее, что не подпустит его к ней и на пушечный выстрел.