Два одиночества
Шрифт:
Ещё полчаса моего мытарства, и я всё же дописала сцену и самодовольно потянулась. Феликс выставил передо мной тарелку с жареным мясом и овощами, а сам забрал у меня планшет. Я внимательно следила за его мимикой, пока он читал. Лёгкая тень улыбки пару раз касалась уголков его губ. Я нервничала, так как не совсем была уверена, что он согласится с такой концовкой сцены, но на большее я была не готова.
— Ешь, а то остынет, — поторопил меня хозяин жилблока, и я, вздохнув, полностью переключилась на еду.
Я была голодна, но узнать вердикт Ангела хотелось больше. Когда же он предложил мне шоколадное суфле с чаем, все тревоги и переживания улетучились
— Обалденно просто! — с восторгом прошептала, вытирая глаза и шмыгая носом.
Альбинос покачал головой, спокойно доедая своё лакомство. Я поймала себя на том, что следила за тем, как он облизывал свои губы, а они блестели, манящие, яркие. Я облизала свою ложку и замерла, поражённо наблюдая, как Феликс подмигнул мне. Обалдеть. Наверное, он и вправду все мои мысли читал. Положив ложку в пустую розетку, я закусила губу и взялась за чашку. Может, по моему лицу всё видно?
Я сердито взглянула на манаукца и грозно спросила, так как было сложно сидеть под его прямым взглядом алых неземных глаз:
— Что?
— Сейчас узнаешь.
Мужчина усмехнулся и обошёл стол с нанототопом в руках, заставив меня нервничать и следить за ним.
— Итак, сцена прощания. Что это?
Палец манаукца указал на строки с поцелуем. Я недоумённо воззрилась на мужчину. Чего опять не так? Нет бы прямо сказать, зачем устраивать такие пытки.
Мой взгляд метнулся на голубые строчки, в которые упирался невозможно белый с аккуратно подстриженным ногтем палец.
— Поцелуй, — ответила очевидное.
— Правда? — наигранно удивился Крум, и я поняла, что схалтурила. Только не понимала где и как. А манаукец продолжал меня терроризировать: — Я же тебя спросил, ты целовалась или нет когда-нибудь, ты сказала да, а выходит — нет?
— А что не так в поцелуе?! — возмущённо завопила я, так как чувствовала себя ущемлённой. — Нормальный поцелуй. Я так всегда пишу. Никто не жаловался!
Ой! Зря я это сказала. Какая коварная ухмылка появилась у Феликса.
— Я еще раз спрашиваю, что это?
Его настойчивость била по моим нервам. У меня даже ладошки вспотели от волнения, и я украдкой сжала подол юбки.
— Поцелуй, — тихо отозвалась, всё ещё не понимая, что ему от меня надо.
— Уговорила, — вздохнул манаукец, опустил нанототоп на стол, а сам склонился надо мной, вглядываясь в самые глаза. Его нос был так близко, что я невольно отклонилась назад, но твёрдая спинка стула впилась в позвоночник.
— Поцелуй — это поощрение, — заговорил он своим чарующим ласковым голосом. И я опять поплыла, не в силах бороться со своим телом. Просто райская песня! — Доминант всегда поощряет саба за покладистость и покорность даже после наказания, благодаря его за доверие. Макс выполнил всё, что она приказала. Он был послушным и старательным мальчиком. Доминика правильно сделала, что поцеловала его. Только поцелуй должен быть настоящим.
Я вскрикнула, когда Феликс сжал мои волосы в кулак на затылке.
— Ты доверяешь мне? — тихо шепнул он, склоняясь еще ниже.
Я тонула в его глазах, оглушённая стуком своего сердца. Сглотнула, не в силах сказать и слово. Меня трясло всю от напряжения, я совершенно не понимала, чего хотел манаукец, опустила взгляд на его губы и пропала. Острое желание пронзило низ живота. Грудь закололо. Я сильнее сжала руки в кулаки, наблюдая, как неумолимо приближались алые губы Ангела.
— Виолетта, ты доверяешь мне? — шептал мой Ангел, а я смогла лишь кивнуть, так как голос совсем пропал, как и чувство самосохранения. Только возбуждение, желание и порочные мысли главенствовали в моей голове.
Обалдеть, я не взорвалась от его поцелуя, как думала, но всхлипнула, когда манаукец обхватил мой подбородок губами. Я сглотнула, затравленно взглянув в алые глаза. Мужчина ликовал, его взгляд стал жарким, томным, глаза потемнели, а руки всё сильнее прижимали меня к нему.
Мягкие томные поцелуи покрывали моё лицо, не касаясь лишь губ. Я умирала, таяла, тихо постанывала от накрывающего наслаждения. Это было невероятно нежно и эротично. Словно Феликс хотел меня съесть, но всё не мог решить с какого боку откусить. Но и тут он долго не думал, переместившись к уху, прикусил мочку, а я вздрогнула, словно натянутая струна под умелыми пальцами музыканта, и вцепилась в его тунику, хватая воздух ртом. Я думала, что умею целоваться. Нет, не умею. Я даже подумать не могла, что от поцелуев можно там взмокнуть, возбудиться и чуть не кончить. А манаукец продолжил танец губ и языка на моей шее, и я больше не думала, просто растворялась в умопомрачительных ощущениях, а когда всё закончилось, с трудом сконцентрировала внимание на Феликсе, смущаясь своей реакции и того, что со мной происходило. Облизнулась, понимая, что моих губ Феликс так и не коснулся поцелуем.
Альбинос гладил меня по волосам, рассматривал внимательным изучающим взглядом, и мне стало не по себе. Я попыталась опустить лицо, но мужчина ухватил меня за подбородок, с улыбкой провёл подушечкой пальца по моей губе, надавил, заставив приоткрыть рот.
— Поцелуй — это поощрение, Виола. И мне дико понравилось то, что ты сегодня написала, спасибо.
Я сглотнула, когда манаукец спрятал руки в карманы и отошёл от меня, так и не оторвав взгляда от моего лица. Я облизнула пересохшие губы, попыталась привести себя в порядок, пригладила волосы. В голове бардак. Надо бы ему что — то ответить, только что?
— Спасибо, — буркнула я.
Потрогала пальцем горячие губы, они припухли, как будто зацелованные, и капризно ныли, что их оставили без внимания.
— Заканчивай с текстом, — тихо шепнул Феликс, и я почувствовала себя неловко.
Вздохнула, зарывшись руками в волосы от расстройства. Зачем он так со мной? Что вообще происходило? Сердце предательски защемило в груди. Он ведь не влюбился в меня. Видно же по глазам что нет. Тогда зачем целовал? Зачем заставлял умирать от его ласк? Неужели только ради текста? И тут я поняла что да. Он же не коснулся моих губ. А губы — это признак чувств. А мы лишь сообщники и объединял нас лишь мой рассказ. Опять мой порочный Ангел преподал мне урок и какой! Тряхнув волосами, выдохнула, признавшись, что дура. Не мог такой мужчина в меня влюбиться. Просто не мог. Да и я вроде как не влюбилась. Так почему от звука его голоса мозг словно плавился? Нужно было собраться и исправить поцелуй.
Тело опять как током дёрнуло от воспоминания об очень горячих и пленительных губах на моей шее. Божественное ощущение! Ради этого стоило родиться! Сердце всё еще не могло успокоиться, а между ног пылало. Желание в крови никак не унималось. Мне лучше принять холодный душ! Очень холодный душ! Вот только остался один момент.
— Феликс, — со вздохом позвала я мужчину. — Спасибо, — повторила ему, решив быть честной. — Я так никогда… То есть меня так никто никогда не целовал. И это было очень волнующе и обалденно.