Два романа об отравителях
Шрифт:
— Вы очень разумный человек, — одобрительно сказал Пуаро. — А миссис Хаббард сейчас свободна?
— Я вас веду к ней.
— Погодите, — остановил его Пуаро. — Помните, однажды в доме исчезли лампочки?
— О да, конечно. Но прошло много время. Один… два… три месяца.
— А где именно исчезли лампочки?
— В холл и, кажется, гостиная. Кто — то решил пошутить. Взял все лампочки.
— А вы не помните, когда точно это произошло?
Жеронимо приложил руку ко лбу и погрузился в задумчивость.
— Не помню, — сказал он. — Но кажется,
— Полицейский? А зачем он приходил?
— Он хотел говорить с миссис Николетис о студенте. Очень плохой студент, пришел из Африки. Не работал. Ходил на бирж труда, получал пособие, потом находил женщина, и она ходила с мужчины для него. Очень, очень плохо. Полиция это не любит. Это было, кажется, в Манчестер или Шеффилд. Поэтому он убежал, но полиция приходила и говорила с миссис Хаббард, а она сказала, он тут долго не жил, потому что она его не любила и прогоняла.
— Ясно. Они, значит, пытались его выследить?
— Не понимаю.
— Они его искали?
— Да — да, правильно. Они находили его и садили в тюрьму, потому что он делал женщина проститутка, а делать женщина проститутка нельзя. Здесь хороший дом. Здесь такое не занимаются.
— И полиция пришла как раз в тот день, когда пропали лампочки?
— Да. Потому что я включал и свет не горел. И я пошел в столовая, и там тоже нет лампочки, и я смотрел в ящике, здесь, где запас, и видел, что они попадались. Поэтому я спускался в кухня и спрашивал Марию, если она знает, где запас, но она была сердитая, потому что она не любит полицию, и она говорила, что лампочки не ее работа, и поэтому я приносил свечи.
Идя за Жеронимо по лестнице, Пуаро размышлял над его рассказом.
Миссис Хаббард была усталой и встревоженной, но, увидев Пуаро, радостно оживилась. Она тут же протянула ему листок бумаги:
— Я постаралась вспомнить как можно точнее, что за чем идет, но на сто процентов не ручаюсь. Очень трудно воссоздавать ход событий, когда прошло столько времени.
— Я вам глубоко благодарен, мадам. А как себя чувствует миссис Николетис?
— Я дала ей успокоительное и надеюсь, что она заснула. Она устроила жуткий скандал, услышав об обыске. Отказалась открыть буфет, и инспектор взломал дверцу. Представляете, оттуда выкатилась масса бутылок!
— Ах — ах — ах! — вежливо посочувствовал Пуаро.
— Теперь мне многое стало понятно, — сказала миссис Хаббард. — Просто удивительно, как я раньше не догадалась, ведь я видела столько пьяниц в Сингапуре! Но думаю, вас это мало интересует.
— Меня все интересует, — ответил Пуаро. Он сел и взял в руки листок, который протянула ему миссис Хаббард. — Ага! — почти тут же воскликнул он. — Значит, сначала исчез рюкзак.
— Да. Это была пустяковая пропажа, но я совершенно точно помню, что она произошла до кражи украшений и всего прочего. В доме царила тогда суматоха, у нас были неприятности из — за одного африканского студента. Он уехал за день или за два до того, и помнится, я решила, что он испортил рюкзак, желая отомстить. Он причинил
— Да, Жеронимо мне рассказывал. К вам, кажется, наведалась полиция?
— Верно. К ним пришел запрос из Шеффилда или Бирмингема, точно не помню. История вообще — то скандальная. Африканец добывал деньги нечестным путем… Потом его привлекли к суду. Он прожил у нас всего три или четыре дня. Мне не понравилось его поведение, и я сказала ему, что комната забронирована и ему придется съехать. Я совсем не удивилась, когда потом к нам пришла полиция. Конечно, я понятия не имела, куда он делся, но в конце концов его нашли.
— Это случилось после того, как вы обнаружили рюкзак?
— Вроде бы да… сейчас трудно вспомнить. Дело было так: Лен Бейтсон собрался путешествовать автостопом, но не мог отыскать рюкзак и поэтому переполошил весь дом. Потом наконец Жеронимо нашел рюкзак: кто — то разрезал его на куски и засунул за котел в котельной. Это было так странно! Странно и бессмысленно, месье Пуаро.
— Да, — согласился Пуаро, — странно и бессмысленно. — Он поразмыслил и спросил: — Скажите, а лампочки, электрические лампочки исчезли в тот же самый день, когда к вам нагрянула полиция? Так, по крайней мере, сказал мне Жеронимо.
— Точно не помню, но кажется, да, потому что я спустилась вниз с инспектором полиции; мы пошли в гостиную, а там горели свечи. Мы хотели узнать у Акибомбо, не сообщил ли ему тот африканец, где он собирается поселиться.
— А кто еще был в гостиной?
— Да, по — моему, почти все. Дело было вечером, часов в шесть. Я спросила у Жеронимо, почему не горит свет, а он ответил, что лампочки исчезли. Я поинтересовалась, почему он не вкрутил новые, а он сказал, что у нас не осталось в запасе ни одной. Ох и разозлилась же я тогда! Я ведь решила, что кто — то глупо, бессмысленно пошутил. Я восприняла это именно как шутку, и меня удивило, что в доме нет запасных лампочек, — мы обычно покупаем сразу помногу.
— Лампочки и рюкзак, — задумчиво повторил Пуаро.
— Но мне до сих пор кажется, — сказала миссис Хаббард, — что Селия не имела отношения ни к рюкзаку, ни к лампочкам. Помните, она упорно твердила, что не прикасалась к рюкзаку?
— Вы правы. А потом, в скором времени, начались кражи, да?
— Господи, месье Пуаро, вы не представляете, как трудно сейчас вспомнить… Так, дайте сообразить… дело было в марте… нет, в феврале, в конце февраля. Да, кажется, Женевьев сказала, что у нее пропал браслет, числа двадцатого — двадцать пятого, через неделю после истории с лампочками.
— И потом кражи стали совершаться регулярно?
— Да.
— А рюкзак принадлежал Лену Бейтсону?
— Да.
— И он очень рассердился?
— Не судите его слишком строго, — с легкой улыбкой сказала миссис Хаббард. — У Лена Бейтсона такой характер. Он очень добрый, великодушный, терпимый, но при этом импульсивный и вспыльчивый мальчик.
— А какой у него был рюкзак?
— Самый обыкновенный.
— Вы не могли бы показать мне похожий?