Два шага назад и в светлое будущее! Но вместе с императорами. Том II. Моя наполеониада
Шрифт:
Но, как я уже отмечал выше, в Отене были только цветочки – ягодки начались в Бриеннском военном училище, где его приезда (епископ послал для его сопровождения своего очередного аббата) уже ждал отец. Я почти уверен, ему специально пришлось приехать, чтобы «посодействовать» при сдаче обязательного вступительного языкового экзамена. Как он это сделал, нигде не упомянуто, но главное – результат был положительным. Скорее всего, и полученный документ об окончании подготовительного курса, и некие рекомендательные письма подействовали. Ну и главное – заранее застолбленное военным министром целевое место.
Не зря общими усилиями целый пакет
Обеспечив сына всем необходимым для первоначального обзаведения (по его представлениям), папа Карло быстренько отбыл. Это было прощание надолго (возможности съездить домой у мальчика не было), обошлось без излишних сантиментов. (Наполеоне вообще был очень скуп в своих чувствах, когда прощался с братом в Отене: тот рыдал навзрыд, а у него, как написал аббат Симон, скатилась единственная слеза, зато полная печали! Была у служителя церкви поэтическая жилка.) Да и про его отношение к отцу вы знаете. Последняя связь с прошлой жизнью оборвалась. А впереди было пять лет учебы в Бриеннском военном училище для дворянских детей.
Оно стало таковым только в 1776 г., до этого больше 30 лет тут была духовная школа, являющаяся частью францисканского монастыря. Неудивительно, что и в 1779 г. большинство воспитателей и даже учителей составляли монахи, и даже начальником его был патер Бертон. Может, поэтому и режим походил на монастырский: никаких каникул и посещений родственников, никаких продуктовых передач, допустимы только учебные книги. Качество питания (простого, но обильного) и форма одежда тоже были одинаковыми для всех (запомните, потом пригодится: две пары панталонов до колен (бриджей), две форменные курточки и две пары обуви на все времена года, в зимний период дополнительно шинель). Подъем в 6 утра, отбой – в 10 вечера. И весь день было запрещено даже заходить, а тем более находиться в своих комнатках. Считалось, что именно таким образом будущих военных и надо приучить к суровому и строгому (почти казарменному) образу жизни.
На момент появления там Наполеоне оно было переполнено (150 учеников пяти разных уровней обучения при норме 120). Только половина, как и он, были королевскими стипендиатами, обучение остальных оплачивали родители. Преподавали математику, литературу, географию и историю, а также закон Божий, языки (латынь, немецкий или английский), рисование, фехтование, танцы и пение. Ну и много времени занимали занятия на открытом воздухе – в основном шагистика и разного рода военные игры. Особое внимание отводилось приобретению должных для военных навыков: выправке, манерам, ну и лоску.
Как я уже говорил, обучающими и присматривающими были в основном малообразованные монахи, то есть качество преподавания оставляло желать лучшего. Однако с математикой, с детства его любимым предметом, Наполеоне повезло. И не столько с учителем, патером Патро (хотя и о нем он хорошо отзывался), а с репетитором. Им был Жан Шарль Пишегрю, недавний выпускник этой школы (на 8 лет старше Наполеоне), отлично знающий математику и тогда еще намеривавшийся остаться в монастыре. Весь первый год он и курировал занятия новичка (но как складывались их отношения в школе, я сведений нигде не нашел).
В дальнейшем крестьянский сын Пишегрю, тоже сделавший себя сам, все-таки стал военным. И опять отвлекаюсь, просто не могу не рассказать эту очень показательную для революционного времени историю. Из монастыря он все-таки ушел и в 1783 г. был зачислен в артиллерийский полк. Революцию встретил уже в должности адъютанта и стал ярым сторонником якобинцев. В качестве выборного заместителя полка добровольцев попал в Рейнскую армию. Ярко проявил себя сразу и уже в 1793 г. получил чин бригадного, а потом и дивизионного генерала, чему сильно способствовало его недворянское происхождение. Именно таких якобинцы и искали среди подающих надежды командиров: нашли троих, которых и продвигали наверх как своих (политически надежные кадры): его, Журдана и Гоша. Одно время Пишегрю даже возглавлял Рейнскую армию, а потом, когда Гош был арестован по доносу коллег, он заменил Журдана на посту командующего Северной армии. Успешно провел всю кампанию и сумел захватить Нидерланды.
Но тут грянул термидорианский переворот. Вождей якобинцев отправили на гильотину, такая же опасность нависла и над Пишегрю, ведь он считался человеком Сен-Жюста. Однако новые вожди его не тронули, воевать-то кому-то надо было продолжать. Но он понимал, что его положение стало шатким. И таким и осталось, хотя подтвердил свою верность Конвенту, подавив восстание санкюлотов (1795 г.) Вроде бы оправдался перед новой властью за прежние политические убеждения и доказал свою лояльность, даже получил титул Спасителя Отечества, но в армию вернулся сильно разочарованным таким развитием Революции. А выбор был один, и принципиальный: «Кто не с нами, тот против нас». Вот и начал посматривать в сторону роялистов – единственной реальной силы против этих временщиков.
Попросил разрешения уйти в отставку со службы, его удовлетворили, но решили такую заметную личность сплавить подальше. А он отказался ехать послом в Швецию и на свою голову подался в политику. Да еще и был выбран президентом Совета Пятисот – одной из палат законодательного собрания. И опираясь на его роялистское большинство, начал проводить линию, не устраивающую Конвент. Вряд ли Пишегрю готовился возглавить заговор, скорее всего, это был надуманный предлог, чтобы расправиться со всеми, даже потенциальными врагами. Был арестован и отправлен в ссылку в Кайенну. Сумел оттуда бежать, что уже было подвигом, попал в США. Окончательно встав на сторону контрреволюции, перебрался в Англию, потом в Пруссию. Даже послужил в штабе русского корпуса Римского-Корсакова (печальную судьбу которого знаете).
Ну а потом принял участие в заговоре Жоржа Кадудаля, направленного на физическое устранение Бонапарта (тогда еще первого консула). На свое горе, уже в Париже нарвался на предательство одного из своих бывших офицеров, его посадили, а через месяц нашли в камере мертвым. Якобы покончил с собой, задушив себя собственным галстуком – очень темная история.
Монахи наверняка старались отслеживать все нарушения режима, но воспитателями они были никакими (потом Наполеоне дал четкую характеристику школы: кормили и одевали хорошо, учили плохо, а воспитывали еще хуже).