Два товарища (сборник)
Шрифт:
Я вот только не знал, с чего начать – то ли с того момента, когда я ночью в сквере встретил Толика, то ли еще раньше, когда мы с Толиком увидели парашютистов во дворе школы, но потом мне показалось, что всего этого будет слишком много, и я начал прямо с аэродрома, как встретил Славку. Я все написал подробно: и как он сидел в курилке, и какой на нем был комбинезон, и какой за поясом висел шлемофон, и как мы ходили упрашивать Ивана Андреича, и как Иван Андреич спорил с белоглазым, и как мы потом со Славкой
Всe это я описал подробно, как что было, кто где стоял, кто что говорил. И я так здорово себе это все стал представлять, что даже и не заметил, как стал говорить вслух, подражая руководителю полетов:
– Тридцать первый, я – «Альфа», работать разрешаю, разрешаю работать, я – «Альфа», как поняли меня? Прием.
– Молодой человек, – услышал я голос высокой преподавательницы, – вы что разговариваете?
Я жутко смутился. Еще чего не хватало – вслух начал разговаривать.
– Да я про себя.
Страшно неловко. Ничего себе, подумает – паренек с приветом.
Преподавательница как-то странно на меня посмотрела, но ничего не сказала, только пожала плечами.
Это меня немного сбило с толку, и я не сразу смог войти в прежний ритм, но потом опять все вспомнил и пошел писать дальше. Я описывал все очень подробно, потому что жалко было что-нибудь пропустить. И про то хотелось написать, и про это, и я не добрался еще до самого полета, как у меня кончилась вся бумага.
– Можно еще бумаги? – спросил я.
– А что, у вас разве уже кончилась? – удивилась преподавательница. Она только что обошла все столы и вернулась на свое место.
– Кончилась, – сказал я виновато.
– Ну, вот возьмите еще.
Я подошел к столу, она пододвинула ко мне лист бумаги.
– Мало, – сказал я.
Она дала мне еще лист.
– Еще, – сказал я.
Она переглянулась со своей соседкой и уставилась на меня.
– Да вы что? – сказала она. – Вы целый роман хотите писать?
– А разве нельзя?
Время, отпущенное на экзамен, уже истекало, а я только дошел до самого главного. «Ручку влево и левую ногу вперед – левая бочка, ручку вправо и правую ногу вперед – правая бочка. Ручку на себя до отказа и левую ногу вперед – левый штопор. Ручку на себя до отказа и правую ногу вперед…»
– Товарищ, вы что гудите?
Я очнулся. Скрестив на груди руки, надо мной стояла высокая преподавательница, а я, поставив ноги на воображаемые педали, тянул на себя воображаемую pучку управления самолетом и изо всех сил изображал губами рев мотора на полном газу.
Сзади кто-то хихикнул. Моя соседка по столу бросила на меня уничтожающий взгляд и отодвинулась, как бы подчеркивая, что не имеет со мной ничего общего.
– Ничего, – сказал я, – я просто так.
Преподавательница отошла.
Вскоре у меня опять кончилась бумага. Преподавательница дала мне сразу листов десять и сказала, что теперь-то уж мне должно хватить наверняка.
– Посмотрим, – сказал я уклончиво.
Время шло незаметно. Я не написал еще и половины, преподавательница посмотрела на часы и сказала:
– Заканчивайте, товарищи, осталось пятнадцать минут.
Девушка в белой блузке положила свое сочинение на преподавательский стол и тихо вышла из зала. За ней сдал свою работу демобилизованный солдат в гимнастерке с отложным воротником, потом косяком пошли остальные. Они молча клали свои листочки на стол и выходили. Осталось человек шесть. Преподавательница ходила между столами и торопила:
– Заканчивайте, товарищи, заканчивайте, время вышло. – Она подошла ко мне: – Заканчивайте.
– Сейчас, – сказал я.
Я все еще писал самое главное. «Ручку на себя, левую ногу вперед. Ручку от себя, правую ногу вперед. Ручку влево, левую ногу вперед. Ручку вправо, правую ногу вперед. Ручку вперед, ногу назад. Ногу вперед, ручку назад…»
Нет, что-то не так. Я зачеркнул это, чтобы написать правильно. «Ручку на себя, ногу от себя. Ногу на себя, ручку от себя…»
В конце концов я запутался намертво. Я поднял голову и ошалелым взглядом окинул аудиторию. Из абитуриентов я остался один. Высокая преподавательница, скрестив на груди руки, стояла передо мной и ждала, не давая сосредоточиться.
– Молодой человек, – сказала она, – может быть, вы думаете, что я вас буду ждать до вечера?
– Сейчас, – сказал я. – Еще две минуты.
– Никаких минут, – сказала она, – сдавайте работу немедленно.
Я отвечать ей не стал, мне было некогда. Мне надо было еще написать про сектор газа, про перегрузки, про то, как на выходе из пикирования оттягивает щеки к плечам, как дрожит и «парашютирует» самолет на малой скорости перед вводом в штопор; мне надо было многoe еще рассказать, и я торопился, а преподавательница стояла у меня над головой и все чего-то ворчала.
– Молодой человек. – Она взяла меня за плечо. – Что с вами? Очнитесь!
– Отберите у него бумагу! – взвизгнула другая, сидевшая за столом преподавательница. – Что вы на него смотрите?
Та, которая стояла возле меня, схватила бумагу и потянула к себе. Авторучка оставила на бумаге косую полосу.
– Не трогайте! – закричал я, закрывая бумагу телом. – Я сейчас. Еще полминуты.
Но преподавательница дернула бумагу к себе, бумага затрещала, и я отпустил, чтоб не порвать.
– Очень странно вы ведете себя, молодой человек, – сказала преподавательница и понесла мои листочки к столу.