Два товарища (сборник)
Шрифт:
– А ну вас, – сказал я и, закрыв ручку, сунул ее в карман и пошел к выходу.
Я думал, что они меня остановят и отчитают за грубость, но они ничего не сказали: наверное, не хотелось им связываться с психом. Я вышел в коридор.
В конце концов, стоит ли ради двойки так уж стараться?
Через день я пошел узнавать оценку. В приемной комиссии было много народу, все толклись возле девушки, сидевшей за боковым столиком.
– Ребята! – пыталась она перекричать всех, кто ее окружал. –
Девушка, которая была прошлый раз в белой блузке (сейчас на ней была зеленая кофточка), стояла перед столом секретарши и ныла:
– Девушка, ну пожалуйста, что вам стоит, посмотрите на «У», Уварова.
– Девушка, я вам сказала, через полчаса сами увидите.
– Ну что через полчаса? Ну какая вы странная. Неужели так трудно?
– А вы думаете, не трудно? Вас вон сколько, и каждый хочет, чтоб ему сделали исключение, – говорила секретарша, листая журнал. – Как вы говорите? Уварова? Двойка вам, Уварова. Приходите после обеда, получите документы. Вам что, молодой человек?
Демобилизованный солдат в гимнастерке с отложным воротником держал в руках зеленую хлопчатобумажную солдатскую шляпу. Сейчас такие шляпы носят солдаты, которые служат на юге.
– Перелыгина посмотрите, – робко попросил он.
– Девушка, ну как же – двойка? – не уходила Уварова. – Этого не может быть. Я в школе ниже чем на четыре никогда не писала.
– Перелыгин, у вас тройка. Вы идете вне конкурса?
– А как же, – обрадовался Перелыгин. – Мне больше тройки не надо.
– Девушка, вы еще посмотрите, там, наверно, ошибка.
– Уварова, – секретарша устало поморщилась, – я вам сказала все. Документы в отделе кадров после обеда. Ваша фамилия? – обратилась она ко мне. – Важенин? Вы знаете, с вами хочет поговорить Ольга Тимофеевна.
– Кто это – Ольга Тимофеевна? – спросил я.
– Ваш преподаватель. Она сейчас, кажется, в деканате. Пойдете прямо по коридору, четвертая дверь направо.
Честно сказать, идти в деканат мне не очень хотелось. Если поставили двойку, о чем разговаривать? Сказали бы, как Уваровой: «Приходите за документами» – и я бы пришел. Спорить не стал бы.
Ольга Тимофеевна сидела на столе и о чем-то разговаривала с черным, похожим на цыгана человеком, он стоял у окна. Мундштук папиросы, которую она держала в руке, был весь перемазан помадой.
Я поздоровался.
– Здрасьте, – хмуро ответила Ольга Тимофеевна. – Вы ко мне?
– Да, меня послали, – сказал я.
– Ваша фамилия Важенин? Возьмите стул, посидите. Я сейчас освобожусь. Так вот, Сергей Петрович, я думаю, что этот вопрос мы в ближайшее время решим. Николай Николаевич сказал, что он лично не возражает.
– Ну, хорошо, – сказал Сергей Петрович, – посмотрим, там будет видно.
Он взял со стола большой желтый портфель, а со шкафа снял соломенную шляпу с аккуратно загнутыми полями, попрощался и вышел.
Мы остались вдвоем. Ольга Тимофеевна раскурила погасшую папиросу. Она сидела прямо напротив меня, положив ногу на ногу.
– Так вот что, товарищ Важенин, – заговорила она не спеша, подбирая слова, – я прочла ваше сочинение. Оно написано не по теме.
– Правильно, – подтвердил я охотно.
– Вообще, – сказала она, – у нас не принято, чтобы абитуриенты писали что хотели, но ваше сочинение очень понравилось, и я поставила вам пятерку.
– Пятерку? – Я посмотрел на нее: шутит, не шутит.
– Там, конечно, были незначительные ошибки, я их сама исправила. Но, вообще, все сочинение написано так свежо, так выразительно, хороший диалог, точные детали… Я поражена. Из моих абитуриентов еще никто так не писал. Вы занимаетесь где-нибудь в литкружке?
– Нет, – сказал я и сострил: – Может, все дело в генах?
– В каких генах?
– Ну, в обыкновенных. Наследственность. У меня ведь отец писатель. Не слышали – Важенин?
– Нет, – заинтересовалась она. – А где он печатается?
– Да он печатается мало. Он в цирке пишет репризы.
– А, – сказала она.
– Ага, – подтвердил я.
Она положила окурок в чернильницу и слезла со стола.
– Я очень рада, что познакомилась с вами. У нас в институте есть литературное объединение «Родник». Я им руковожу. У нас там очень способные ребята. Правда, прозаиков мало. В основном поэты. – Она помолчала, подумала и сообщила: – Я, между прочим, тоже пишу стихи.
– Да? – удивился я.
– Хотите послушать?
– С удовольствием.
– Я вам прочту последнее свое стихотворение.
Она отошла к стене, напряглась, вытянула шею и вдруг закричала нараспев:
Гроза. И гром гремит кругом,Грохочет град, громя гречиху.Над полем, трепеща крылом,Кричит и кружится грачиха.И я, подобная грачу,Под громом гроз крылом играю.Куда лечу? Зачем кричу?Сама не знаю.При этом на шее у нее вздулись жилы и лицо покраснело от напряжения. Она перевела дух и остановила на мне взгляд, выжидая, что я скажу. Я молчал.
– Ну как? – не выдержала она. – Вам понравилось?
– Очень понравилось, – сказал я поспешно.
– Мне тоже нравится, – искренне призналась она. – Я вообще не очень высокого мнения о своих способностях, да и времени не всегда хватает, но эти стихи, по-моему, мне удались. Вы обратили внимание на аллитерации? Часто повторяющийся звук «гр» подчеркивает тревожность обстановки. «Грохочет град, громя гречиху…» Вы чувствуете?