Два товарища
Шрифт:
Костя, во всяком случае, был уверен, что город не сдадут, и слышать не желал об отъезде.
Неужели здесь будут фашисты? На этой улице, на бульваре, в его собственной комнате? Это не укладывалось в голове Кости. Мрачный, злой, он не хотел никого видеть, сидел нахохлившись на морском берегу.
В таком положении нашел товарища Слава. Была получена телеграмма от доктора Шумилина. Он извещал, что зачислен на госпитальное судно, и просил жену немедленно ехать с детьми в Одессу, к его сестре.
— Папа не знает, что дорога отрезана, — грустно сказал Слава.
Костя
— Наша школа тоже эвакуируется.
Костя молчал.
— Завуч передал, чтобы все пришли помогать…
Костя поднялся на ноги, нехотя произнес:
— Пошли.
Сам-то он не поедет, это он твердо решил, но помочь нужно.
На школьном дворе, обсаженном молодыми деревцами (их посадили в прошлом году), они увидели несколько соучеников. Были и школьники из других классов. Распоряжалась заведующая учебной частью Зоя Павловна, худощавая строгого вида женщина в больших роговых очках. Костя ее недолюбливал: это она преподавала в его классе русский язык и поставила ему «пос».
— А, — сказала Зоя Павловна, — нашего полку прибыло!
По ее указанию Костя и Слава принялись упаковывать и выносить из физкабинета электрофорную машину, лейденские банки, магдебургские полушария. Школа выглядела запущенной после пребывания в ней госпиталя. Но это была их школа, здесь они провели целых пять лет. И вот все кончилось: не будет ни занятий, ни экскурсий, ни пионерского отряда…
Косте вдруг сделалось так тяжело, что он готов был убежать. Выполнив порученную работу, он вместе со Славой прошелся по опустевшим комнатам, постоял в своем классе. Здесь недавно лежали раненые. Где они теперь? Где тот боец, которому Костя написал письмо? Если бы он знал, что здесь скоро будут фашисты!
Костя повернулся и быстро пошел прочь. Он снова уселся в одиночестве на берегу моря, думая все о том же: как попасть на фронт? Он согласен быть даже санитаром, кашеваром, лишь бы его взяли…
Костя вспомнил о старике Познахирко. Неужели и он уедет? Ведь когда-то он воевал с немцами, партизанил вместе с матросом Бакланом. Может, он посоветует, что делать?
Познахирко не оказалось дома. И Борьки не было, что удивило Костю: куда он потащился с раненой ногой? На вопрос, где Борька, его сестра Настя не пожелала ответить. Костя вышел на улицу, опять не зная, что делать.
Тут прибежал Сема Шевелевич с новостью: в горсовете формируется отряд самообороны. Это сразу изменило настроение Кости. По пути они прихватили с собой Славу и поспешили к горсовету. Но там, у подъезда, по-прежнему стоял часовой и пропускал лишь по документам. Костя вертелся вокруг него, надеясь как-нибудь прошмыгнуть. Но часовой стоял как скала.
Вдруг Костя разглядел в окне второго этажа знакомое, оливково-смуглое лицо. Семенцов! Он хотел окликнуть его — и не решился. Что он ему скажет? Семенцов его даже в лицо не знает. Сема заявил, что нечего попусту торчать здесь, и ушел; Слава колебался, а Костя все еще не терял надежды. Может быть, ему опять повезет и он встретит Аносова. Аносов поможет… Увы, вместо Аносова явилась тетя Даша.
— Где ты был? — сказала она. — Столько хлопот — и еще тебя ищи. Собирайся: едем!
— Куда? — разом спросили Костя и Слава.
— Детский сад эвакуируется, и мы с ним.
— Я не поеду, — мрачно ответил Костя. — Пусть они едут! — Он пренебрежительно махнул рукой в сторону улицы, по которой двигались повозки, брички с домашним скарбом.
— Вот как! — Тетя Даша внимательно посмотрела на Костю, так что ему стало не по себе. — А ты? — обратилась она к Славе.
— И я… мы вместе.
— Вместе так вместе. Помогите нам собраться, иначе не успеем.
На это товарищи согласились. Они были заняты почти до вечера и, наконец, усталые, голодные, отправились по домам.
Костя прошелся по комнатам и в нерешительности остановился. Хотя он заявил, что не поедет, но собрать кое-какие вещи, не свои, конечно, а теткины, нужно. Он достал рюкзак, живо нагрузил его всякой всячиной и вышел во двор.
Со двора, через низкую ограду, ему видно было все, что делалось у Познахирко. Епифан Кондратьевич уже был дома, складывал в лодку вещи и покрикивал на Настю, которая и без того ветром носилась из дома к берегу и обратно. Костя понял, что раненого Борьку отец отвез куда-то, а теперь сам вместе с дочерью собирается в дорогу. Этого Костя не ждал от бывшего партизана.
Направо, во дворе Шумилиных, тоже готовились к отъезду: выносили чемоданы, корзины, картонки.
«Куда им столько? — удивился Костя и с беспокойством подумал: — Значит, и Славка?»
Действительно, Слава прибежал в полном дорожном снаряжении, оживленный, шумный, и пригласил Костю ехать с ними. Мать Славы достала вместительную повозку, места хватит, а скоро, говорят, придет пароход и заберет всех.
— Ну как… ну как, Костя? — спрашивал Слава, поправляя на голове морскую фуражку и пытаясь заглянуть товарищу в глаза.
Зеленоватые глаза Кости сузились, круглые маленькие ноздри затрепетали. Он нахлобучил тюбетейку низко на лоб, засунул руки глубоко в карманы и отвернулся.
— Постой, Костя… ведь все… ведь Дарья Степановна…
— Езжай, езжай, морская фуражечка!
Круглое лицо Славы начало краснеть.
— Значит, не поедешь?
Костя, не отвечая, пошел со двора.
Слава догнал его:
— Тогда и я… вместе… я тоже не боюсь! — Он с трудом перевел дыхание и, не оглядываясь, последовал за Костей.
Делать им, в сущности, было нечего. Но Костя шагал с таким решительным видом, словно очень важное дело ждало его.
Между тем улицы заметно пустели. С бульвара видно было, как двигались внизу, по прибрежной дороге, повозки и люди. Над дорогой кружила белая пыль, которую относило ветром в сторону степи. А в степи на западе висела черная туча дыма. Она росла, наползала, заслоняя собой небо, дневной свет, и казалось, что там, в степи, уже наступила ночь.
Возле пристани тоже сгрудился народ. Ждали парохода. Слава бросил исподтишка взгляд на Костю, но ничего не сказал. Молча они миновали пустой бульвар, закрытый газетный киоск и повернули к горсовету.