Два угла
Шрифт:
— Зачем ты так сейчас говоришь? Хочешь меня обидеть?
Она на секунду задумалась.
— Да.
— Почему?
— Просто у меня такое ощущение, что ты меня… мной просто воспользовался.
Шалье тут же оказался очень близко, но все же на расстоянии, наклонившись и щекоча дыханием шею.
— Вот как… Что же будем делать?
Латиса только плечами пожала. Она-то почем знает?
— Хочешь, я вообще больше не буду к тебе прикасаться? — предложил Шалье, продолжая дразнить одним своим таким близким соседством.
Латиса тяжело вздохнула, признавая поражение, и ухватилась за него обеими руками. Он тут же ее обнял.
— Ну уж нет… На такое я не согласна.
— Тогда что не так?
— Просто… я проснулась, а тебя нет. Это было неприятно, мог бы и остаться рядом. К тому же… хотелось бы знать, что я для тебя значу немного больше, чем какой-то… какая-то обычная вещь, вроде подушки, с которой просто удобнее спиться.
Глаза Шалье значительно округлились.
— Вещь?
Он откинулся на спинку, продолжая обнимать ее одной рукой и Латиса тут же устроилась у него на коленях.
— Вещь — это что-то маленькое, ограниченное размерами, — рассеяно сообщил Шалье. — Ты не можешь значить так мало, для меня ты значишь много, даже слишком много, как что-то огромное, что-то безграничное. Что-то… совершенно бескрайнее, — тихо добавил и так поморщился, словно ему стало больно.
Что на такое ответишь? Латиса просто наслаждалась моментом, удивляясь всем тем глупостям, которые появились в голове благодаря его словам.
— Прости за то, что я тебя обидела, — виновато прошептала чуть позже.
Он тут же улыбнулся.
— Прости, что наврал, будто смогу тебя не трогать.
И они помирились.
Пещерный тоннель совсем не походил на тот, по которому в прошлый раз прогуливалась Латиса. Хотя, под стимуляторами и в компании Таиси ей было не до изучения окрестностей, так что они могли оказаться точно такими же.
Пол здесь был очень неровный, пузырчатый, как густая застывшая пена, верхнюю часть которой срезали чем-то вроде ножа. Прежними оставались только кристаллы с острыми, изломанными гранями да тонкий слой бледного мха, почти полностью покрывающий стены.
Споткнувшись в очередной раз, Латиса не выдержала и сообщила вслух, что думает обо всем этом окружающем ее великолепии.
— Постарайся привыкнуть, нам еще далеко идти, — невозмутимо сообщил Шалье, — а если подвернешь ногу, получится еще дальше.
— Если я свалюсь в неравной битве с этими ямами, тогда ты, как мой владелец, потащишь меня на руках, — Латиса очень оперативно нашла выход из положения.
— Туннель слишком узкий, — серьезно ответил Шалье, — мы можем застрять и тогда, чтобы выжить, мне придется тебя съесть.
— Не смешно! — обиделась Латиса, непроизвольно представляя себя лежащей на огромном белоснежном блюде в окружении разнообразных наисвежайших овощей и зелени.
— Смешно, — возразил Шалье.
За препирательствами, однако, дело пошло быстрее и вскоре Латиса приноровилась не застревать в каждой второй попадающейся под ноги выемке.
Потом тоннель начал пологий спуск вниз. Кристаллы увеличились в размере и приобрели голубой оттенок. Стали попадаться огромные кусты сириса. Латиса, не удержавшись, сорвала один из цветков, желая поближе рассмотреть — очень тонкие желейные лепестки оказались настолько крепкими, что не получилось ни оторвать, ни просто смять пальцами. И свет… глубокий синий свет был так же восхитителен, как в памяти.
— Ты уже придумала, о чем будешь рассказывать Темной богине? — спросил Шалье, замерев рядом над цветком и так же удивленно его рассматривая, будто тоже впервые видел.
— На месте решу, все равно не понимаю, для чего это все… И удивительно, почему вы своей богине даже имени никакого не потрудились придумать?
— Жастишони ее зовут.
— Хм-м-м. Тогда да, я бы тоже предпочла зваться просто Темная богиня, — Латиса засмеялась, но смех не желал звучать в таком месте и сам собой затих. — Я не понимаю, как такое может быть, вы действительно верите, что она у вас тут живет?
— Неа, не верим.
Латиса победоносно улыбнулась.
— Мы точно знаем.
И тут же перестала. Иногда с Шалье было так же сложно общаться, как с диктором, вещающем по сети новости — можно сесть напротив и вовсю припираться, тот все равно тебя ни увидит и не услышит.
— У нас верующие потому так и называются, что они верят. А есть ли боги на самом деле точно сказать невозможно. В это можно верить, но нельзя знать, — пояснила Латиса.
— А мы точно знаем, что есть… как тебе пояснить. Что-то вроде общего высшего разума, к которому после смерти тела все мы возвращаемся.
— Откуда знаете?
— Это же очевидно, — просто, словно уже сообщил все необходимое, сказал Шалье и спокойно пошел дальше.
— И все? Ты что, издеваешься? — спросила Латиса у его спины.
— Нет, — он оглянулся и подождал пока она подойдет. — Наши отношения с богами несколько отличаются от ваших. У людей боги выступают в роли творцов и полных…. как ты не любишь этого слова — владельцев созданных. Их правила и указания надлежит исполнять под страхом страшнейшего наказания и даже думать сравняться с богом для человека кощунственно. Наши боги — это нечто общее, бесчисленное, воплощенное в единственном, это то, с чем мы сливаемся после телесной смерти. Мы сами.
— Получается… об умерших вы можете не печалиться? Ведь точно известно, где они? — осторожно спросила Латиса.
Шалье помолчал.
— Немного не так. Все, что я рассказал, хорошо звучит в теории, но сейчас я больше телесное существо, чем духовное. И все потери… тайты переживают так же, как и вы. Как навсегда утраченное. Обремененный телом дух слишком в этом плане… уязвим.
Некоторое время они шли молча, Латиса прикидывала, помогает ли жить знание о том, что будет после смерти, Шалье — что сегодня Гууар положил вместо одной раковины сразу две. Значит, он понял неверно, три раковины на оставшееся место не поместится, да и, скорее всего, это даже не календарь. И если так, ответа от Гууара можно ждать в любой момент, главное успеть разобраться с этой въедливой мертвой, убрать ее из Латисиной жизни и позволить Латисе жить…