Два угла
Шрифт:
Время пришло.
На завтрак Шалье не вышел. Немного полистав земные новости и почитав форумы, не вызвавшие даже подобия прежнего интереса, Латиса отложила ноутбук и ушла в сад. Следующие несколько часов путь ее перемещения был удивительно скучен: диван гостиной, крошечная лавочка в саду, порог пустой комнаты Шалье, кровать своей спальни. За все это время она не улыбнулась ни разу.
Время до ужина тянулось как резиновое, кажется, уже на пределе и вот-вот оборвется, но на удивление уверенно ползет
Она с трудом передвинула кресло так, чтобы видеть вход в запрещенную комнату, вооружилась парочкой энергетиков и, как в гнезде, устроилась в пуховой сфере. Потом подняла глаза и стала рассматривать дверь, так упрямо, будто твердо намеревалась научится видеть прямо сквозь нее.
Когда желание спать стало чересчур навязчивым, Латисе удалось найти на кухне коробку мелких орешков, щелканье которых хорошо отвлекало. Думать, можно ли их вообще есть, она не стала, зато активировала мелкого уборщика и флегматично разбрасывала скорлупу во все стороны, наблюдая, как настойчиво он ползет к очередному нуждающемуся в уборке месту. Достойная уважения… настойчивость.
Сон подкрадывался со всех сторон, подступал, словно неловко заигрывая — то бок погладит, то глаза закроет. Он был сокрушителен и непобедим. Он был велик и всемогущ. Ровно до тех пор, пока не открылась дверь в конце коридора.
Через секунду сон был нокаутирован одним коротким ударом и позорно уползал в самый дальний угол сознания.
Шалье не сразу заметил произошедшую в гостиной перестановку, а когда заметил, остановился, насторожено разглядывая, будто пытался решить, стоит ли приближаться. Латиса была намерена пойти за ним следом и это, видимо, отразилось на ее лице, потому он все-таки подошел.
— Привет. Не спишь?
— Не сплю, — подтвердила Латиса. — Могу даже сказать, почему. Спать мне не дает твердая уверенность, что нам стоит поговорить. Я не понимаю, что происходит и ты единственный, кто может этот вопрос разъяснить. Не хочешь что-нибудь сказать?
— Нет.
Латиса растерялась. В животе было кисло от энергетиков, смешанных с терпкими, слегка сладковатыми на вкус орешками.
— Я могу… как-то на тебя рассчитывать?
Он не стал наклонятся, смотрел слишком свысока и она встала, чтобы как-то сравнятся, понимая, что сравнятся как раз и не получится.
— Шалье… Неужели ты настолько мне не доверяешь, что не расскажешь даже мелочей? Я не собираюсь лезть в святая святых и выпытывать то, о чем ты хочешь умолчать. Но хоть что-то, хоть какую-то малость я имею право знать?
— Все хорошо, — улыбка получилась почти жалкой и он сразу попытался развернутся.
Как ни странно, страх оказался куда сильнее обиды, и именно страх заставил резко вздохнуть.
— Что-то… совершенно бескрайнее. Я правильно помню? — горько спросила Латиса.
И тут же почувствовала его руки, крепко обхватившие голову, сквозь пальцы
— Латиса… Я вижу, зачем ты спрашиваешь… Ты хочешь попытаться поставить меня перед выбором? Я точно знаю, ты собираешься это сделать, несмотря на уверенность, что выбор будет не в твою пользу. Поэтому прошу — не надо, Латиса, не говори ничего. И прошу не потому, что уверен в определенном результате, все совсем не так. Дело в том, Латиса, что выбора никакого не будет, я элементарно не смогу этот выбор сделать, потому что меня раньше просто… разорвет на части. Понимаешь? И сейчас я попрошу еще кое о чем.
Тут он отклонился и посмотрел уже в глаза.
— Не мешай мне. Я уже отдал тебе все, что смог. Ты в моем доме — делай с ним что угодно. Ты в моем… во мне. Большего и быть не может. Неважно, как ты всем этим распорядишься, только… не мешай. Слышишь?
И нервно облизнулся, тяжело дыша. За его спиной высилась совершено обычная на вид дверь. Шалье ждал.
Латиса разглядела кодовый замок с датчиком сетчатки и индикатором слюны. Внутри что-то обрывалось, сухо, без боли, без кровотечения, потому что сейчас не время.
Однажды утром, выйдя из дома отчима, который, к слову, так больше никогда и не женился, Латиса увидала, что газон, по которому она ходила в школу, покрыт ростками переносимого ветром жигульника. Эти редкие и ценные цветы росли только там, где им хотелось, и развести искусственно их ни разу не удалось. Почти год, пока жигульник не отцвел, Латисе приходилось ходить в обход, теряя при этом несколько лишних минут, что, помнится, жутко раздражало.
Шалье ждал.
— Я не буду тебе мешать. Обещаю, — еле уловимо ответила Латиса. Совершено неожиданно в нее впились его губы, сильно, настойчиво, будто пытаясь передать поцелуем все, что нельзя сказать вслух.
Через несколько секунд Шалье исчез в своей комнате.
Латиса стояла соляным столбом еще минут пятнадцать. Потом неспешно отправилась в комнату, забрала планшет и нашла сохраненные в контактах номера связи.
Лицо у поставщика людской продукции было слегка заспанным.
— Тихого пути, — Латиса улыбнулась почти по-настоящему.
— Тихого, — прищурившись, ответил Статли.
— Меня зовут Латиса, ваш номер оставил Шалье, сказав, что можно заказать…
— Да, да, я помню. Просто перечислите.
Она впервые почувствовала неуверенность.
— Я не знаю, сколько это стоит и…
— Говорите, если превысите договоренный лимит, я предупрежу, — успокоительно кивнул поставщик.
Теперь перечень из нее просто полился. Если Статли и удивился, на нем это никак не отразилось, спокойно отметив что-то на невидимом Латисе планшете, поставщик сообщил, что все это у него имеется и будет доставлено прямо к завтраку.
После скомканных благодарностей Латиса отключилась, выставила будильник ровно на завтрак, который наступал уже через два часа, и отправилась спать.