Два угла
Шрифт:
Стоило войти на кухню, как зажегся яркий слепящий свет. Было очень тихо, Латиса стояла посреди комнаты, смотря куда-то перед собой и ничего не видела. Сколько она прожила в этом доме? И ведь только вначале чувствовала себя, как в гостинице, где вынужден томится во время командировки — какое-то подобие уюта там, конечно, возможно создать, но ничего похожего на атмосферу домашнего вялотекущего покоя. А потом…
Все равно, это место еще не успело стать ее домом. Латиса с полным равнодушием подумала, что это к лучшему. А по дороге в комнату остановилась только один раз. Слева стоял стол, заваленный ее
Теперь самое время…
Довольно долго Шалье сидел, ни о чем не думая. Потом включил просмотр истории, записанной камерами и стал так же безучастно смотреть. Никаких событий он не искал и сам бы не смог сказать, зачем он этим занимается.
Нужно было думать, что делать с Гууаром, но именно сейчас, провалив план с участием Латисы, новый выдумывать сил не было.
А ведь нужна была такая малость! Никого после Ранье ни осталось, ни единого соратника, хоть на минуту способного понять его план и сделать элементарное усилие, чтобы помочь. Всего однажды ему действительно понадобилась помощь — и вот тебе, человек, на которого Шалье рассчитывал почти так же уверено, как на себя самого, перечеркивает все одним резким обвинением и оставляет разбираться с проблемами одного.
Никого вокруг нет и не будет, все, конечно же, придется делать самолично. А чего он, собственно, ждал?
Скорее всего, выход остается один — лететь самому… Даже подстраховать некому, хотя… Лучше изначально надеяться только на себя, потому что в последний момент все равно останешься один на один со всеми возможными опасностями.
Как она вообще могла сравнить? Таиси действовала в своих интересах и единственное, чего хотела — поменяться, отдав за себя Латису. А его цель — сделать мир яриц безопасным для них самих, сделать его милосердным и справедливым, таким, как ему уже давно следует быть. Разве это не та цель, ради которой некоторые методы вполне можно использовать?
Шалье был уверен, что именно та.
Гууар на экране завозился, просыпаясь. По данным компактного автомата, который, уже не скрываясь, стоял прямо в углу, медицинских препаратов хватит от силы на двое суток по времени Стекляшки, по времени тайтов — чуть больше двух.
Как же он от всего этого устал! Но зато почти привык — сколько раз за последнее время все висело на волоске? Все наладится, потому что Шалье готов был жертвовать многим… очень многим, а если сказать точнее — то всем.
Гууар оглядел матовую куполообразную верхушку аппарата и перевел взгляд куда-то под потолок хижины.
А смотрящий за ним тайт вдруг отвернулся, гася жалящую жалость к существу, которое, скорее всего, никогда уже не будет прежним. Из-за него. И может быть зря.
Все… не могу больше, решил Шалье и поднялся, ища коробку с ампулами. Если бы Аелла знал, какие именно препараты имеются у него в запасе… Хотя, и тогда бы ничего не изменилось.
Несколько часов Шалье просто спал, набираясь
Нужная кнопка экрана почему-то поддалась далеко не с первого раза. Латиса нажала трижды и стала ждать, упорно смотря на пустующую поверхность.
Лицо всплыло мгновенно, щурясь от света и с подозрением разглядывало того, кто посмел разбудить его посреди ночи, словно взвешивая возможную причину — а стоит ли она того?
Потом тайт быстро поднял голову вверх, задирая подбородок.
— Латиса… Что-то случилось?
Хорошо, что улыбаться она уже давно умела чисто автоматически.
Открыв глаза, Шалье равнодушно рассматривал потолок. Время пришло, пожалуй. Пора набросать последний план, а после отправиться на Стекляшку и сделать то, что давно уже пора — уничтожить память о Кровавой богине, превратив ее во что-то давно забытое и несущественное.
Он уселся напротив экрана, увеличивая изображение Гууара, все так же бессильно лежащего на одном и том же месте. Потом изгнал жалость, которой не должно быть. По большому счету, себя-то он не жалеет? А сколько весит жизнь одного, ну… двух существ по сравнению с весом счастья для всех остальных?
Рука уже уверенней прикоснулась к клавиатуре.
Здравствуй, Гууар.
Тело резко дрогнуло.
— Ты здесь… я был уверен, что больше тебя не услышу. Зачем я нужен такой…
Раздумывать над словами подопечного не было смысла, как и уверять, что все планы и соглашения остались прежними, потому что (неужели он сомневался?) бога не остановят какие-то глупые попытки соплеменников помешать.
Скоро вернется Кровавая Богиня и ты ее победишь.
Подопечный некоторое молчал, уставившись в пол, на котором уже проступали пятна вездесущего мха.
— Я умру? — спросил невпопад.
Это имеет значение?
Пальцы Шалье словно сталью налились, но он продолжал печатать.
Тебя отравили и жизнь твоя может оборваться очень скоро. Это имеет значение?
— Нет, — неожиданно ответил Гууар, — не имеет. Я ведь был счастлив.
Шалье удивился, причем так сильно, что даже задал вопрос.
Когда?
— Лини, — не дрогнув, сообщил Гууар. — Кстати, это она меня… кормила.
Тайт молчал, не понимая, что именно его подопечный имеет в виду. О каком счастье говорит? О счастье быть отравленным самкой, которую настолько любил, что даже переступил через страх перед божественным всесильным существом с неуравновешенным характером?
Но следующее сообщение и подавно привело Шалье в шок.
— Несчастный ты, Раан, — мягко сообщил Гууар.
— Что? — вслух спросил Шалье, как будто его и правда могли услышать. Но яриц ответил, словно находился рядом в комнате.
— Ты совсем один… И никогда не любил. Мне тебя жаль.
Подумать только — его жалеет существо, во всех отношениях слаборазвитое, одно из тех, кто живет подобно животному и умрет в раннем возрасте от болезни или нападения хищника. Которое даже не знает, насколько мир больше одной планеты, даже не так — одной деревни с окрестностями, за пределы которого тот никогда бы даже не подумал сунуться, если бы не Раан. Ущербный по всем статьям подопечный, жалкая ящерица, вынужденная жить в грязи… И все равно… жалеет.