Два в одном. Оплошности судьбы
Шрифт:
– Мы не можем сейчас вмешиваться. Ты это знаешь сама. Когда Артем пройдет свой перекресток, можно будет с ним поговорить, – ответил он, понимая, что это звучит не так, как хотела слышать тифлинг.
– Арингил, потом будет поздно, – помертвевшим голосом ответила девушка. – У Артама только два пути: один – в могилу, другой – в свинью.
– Что, один путь так прямо и указывает на свинью? – не поверил ангел.
– Нет, так прямо не показывает. Там туман, но ты слышал угрозы землянина. Такой человек не остановится, пока не исполнит угрозы.
– Это еще не так однозначно, – попытался
– В конце концов, это и наша судьба. – Тифлинг прижалась к нему и, тяжело вздохнув, смирилась. – Как у нас говорят, – ответила она, – чему быть, того не миновать. – Впервые кто-то еще, кроме матери, готов был с ней разделить любую участь.
Артем проснулся от того, что ему на лицо текла холодная вода. Он фыркнул, открыл глаза и увидел Свада, который из ладошек лил воду ему на лицо. Голова болела, и во рту был знакомый противный привкус алкоголя.
– Ты чего балуешься? – раздраженно спросил Артем и попытался сесть. Голова предательски закружилась, и он, хватая воздух руками, повалился на спину. Больно ударился затылком и ойкнул. Потрогал голову, и его рука стала мокрой и липкой. Волосы на затылке слиплись.
– Вот гад! – вскипел Артем, понимая, что его опять подставил Артам. Сволочь, вновь напился и куда-то вляпался. Артем полежал, чтобы успокоиться, считая до десяти, и, когда это не помогло, стал считать до двадцати. Но и это не помогало, ненависть к сожителю переполняла его, мешала думать и принимать решение. Оттого, что он не мог добраться до паршивца и хотя бы набить тому морду, Артем стал подвывать. Разные чувства, которым он даже не мог дать определения, разрывали его на части, рвали в клочья сознание и постепенно сводили с ума. Арингил и Агнесса, прижавшись к друг другу, с ужасом смотрели на то, как менялся землянин.
Сначала Артем не сопротивлялся бурному потоку безумия, так ему было легче. Затем, когда оно наполовину захватило его разум и вместо него стал выглядывать дикий зверь, появился слаборазличимый образ человека, идущего к нему. Он шел издалека, выплывая из мути, увеличиваясь в размерах и обретая узнаваемые черты. Наконец он подошел к Артему, и тот узнал убитого бандитами батюшку Алексея.
– Трудно тебе, Артем? – то ли спросил, то ли констатировал чернобородый мужчина со спокойными умными глазами. – А ты сражайся! – сказал он. – Борись! Ты думаешь, что сражаешься с Артамом, сынок? Нет, ты ведешь брань с самим собой. Это твоя обида, твоя ненависть к человеку из этого мира. Твое осуждение его поступков. Ты не хочешь страданий, не хочешь испытывать скорби? Но это невозможно. Смирись, как наш Господь смирился с муками,
Образ батюшки стал исчезать. Голос – таять, затихая, и только отголосок остался в памяти – «сражайся за себя», – как якорь, удерживая Артема, чтобы не ухнуть, не упасть целиком в пропасть безумия.
– Как сражаться? – попытался закричать он и не смог. Частичка сохранившегося разума, как прилив, принесла слова молитвы. – «Отче наш…» «Отче наш…» – начал повторять Артем и, как по тонкой веревке, спущенной ему сверху, стал вылезать из поглощающего его болота. – «Отче наш…» – уже в который раз произнес он молитву и увидел сквозь ресницы восход солнца. Услышал пение утренних птах. Почувствовал ветерок, обдувающий лицо, боль в районе затылка и заплакал.
Он плакал от нахлынувших совсем других чувств, чем были прежде. От горя по убитому настоятелю церкви в Широком Карамыше, от радости, что смог справиться и не стать безумным. От того, что он – это вновь он. И много еще от чего, чего он не мог понять и объяснить себе.
– Ну, человек, ты меня и напугал, – услышал он обеспокоенный голос рядом. Повернул голову и увидел сидящего у водопойного корыта для лошадей Свада. Слабо улыбнулся и, собравшись с силами, прочитал заклинание исцеления. Через десять минут он был уже в порядке и, смывая кровь с затылка, слушал историю ночных похождений Артама. Ненависти к нему он уже не испытывал. Артем осознал через откровение, что это его крест, и ему надо донести его до конца. «За себя борись!» – отложилось в памяти, как прибитое гвоздями. Прибитое к живому с болью, с кровоточащей раною, которая саднила и не давала покоя.
Артем прошел на сеновал, надел мантию, нацепил сумку и пошел в зал. Был он там первым и просидел один около часа, пока не стали собираться проезжие. Появился и курносый. Увидел Артема и остановился, словно напоролся на стену. Но Артем улыбнулся и помахал ему рукой.
– Чего тебе? – спросил хмурый парень, имени которого Артам так и не удосужился узнать. Артем достал золотой барет и положил на стол. Глаза курносого на мгновение алчно блеснули и спрятались за равнодушным выражением на лице.
– Хочу отыграться. Вернуть проигрыш и одежду.
Стоявший парень задумался. Затем улыбнулся.
– Хорошо, маг, играем один раз. Если ты выигрываешь, я отдаю двадцать два рукля, семьдесят драхм и твою одежду. Проигрываешь – и с тебя два барета.
– У меня только один барет, – ответил Артем. Он накрыл монету ладонью.
– Ничего страшного. Отработаешь, если что. – Курносый был весел, в его глазах в этот момент как будто заплясали чертики.
– Договорились, – согласился Артем.
Курносый сел, достал колоду и протянул Артему.
– Раздавай, маг.
Он все так же добродушно улыбался. Вокруг них собралась небольшая толпа зрителей.
– Сам раздай, – отмахнулся Артем и стал ждать. Курносый пожал плечами и принялся за раздачу.
Карты Артема лежали перевернутыми на столе, курносый посмотрел свои и спросил:
– Менять будешь?
– Нет, – ответил Артем и продолжал спокойно смотреть на курносого.
– Что, даже не посмотришь? – с интересом разглядывая мага, спросил тот.