Два в одном. Оплошности судьбы
Шрифт:
Бойцы замерли и стали «переварить» слова Артема. На их лицах промелькнуло сомнение, но уж больно запал был велик и желание повыдергивать волосья сопернице, да и привычка дело великое. А дрались они, по словам мужика, каждую неделю. Все это понял Артем за пару мгновений, рассматривая их разгоряченные лица, и, не дожидаясь их слов в ответ на свою тираду, со вздохом сказал:
– Пойду расскажу конту, как вы его позорите, и попрошу, чтобы вас выпороли для вразумления.
– Стой, милок! – первой сообразила Мартона,
Та была не такой сообразительной и, облизав пересохшие губы, недоуменно смотрела на соседку.
За нее ответил вынырнувший из-за ее спины щуплый мужичок:
– Верно, Мартона.
Теперь дошло и до Варваги, чем может закончиться сегодняшняя потасовка, и она решительно закивала. Зрители, что собрались на представление, разочарованно стали расходиться.
Артем, довольный тем, что не допустил того, чтобы словесная перебранка перешла в мордобой, забрал покупки и направился в замок. Прошел в малую столовую, где всегда, по словам Чу, проводили время дружинники конта. Он прошел под удивленно неприязненными взглядами солдат к одному из столов и поставил свои покупки.
– Ребята, – сказал он и обвел их взглядом. – Я пришел мириться. Вот первач, пироги и яйца. Предлагаю выпить мировую.
Он нашел взглядом Мурга и сказал:
– Мург, ты уж прости, я неудачно пошутил. Как выпью, со мной такое бывает, несет так, что остановиться не могу.
Воины были парнями простыми и отходчивыми. Это Артем знал по своей службе: обидел кого невзначай – поставь выпивку, и все обиды уйдут, как проходит ночь, и наступает снова день. Они оживились и потянулись к столу.
Первым подошел тот самый воин с усами, что стал жертвой магического опыта землянина. Поднял бутыль литра на полтора, понюхал и с видом знатока сказал:
– Мартона делала.
Тут же подсели остальные и, не смущаясь, разлили напиток по оловянным кружкам. Мург хлопнул Артема по спине и подмигнул.
– Прощен, недоделок.
На это прозвище, что дали ему в замке, вернее не ему, а Артаму, Артем не обиделся, он заслужил. Но кружку отодвинул в сторону. На посмурневшие взгляды дружинников со вздохом ответил:
– Я, ребята, с этим делом завязал. Как выпью, так таким дурным становлюсь, что аж страшно. Мертвяка в деревне вместо упокоения благословил, вон конюха покалечил, и Мургу досталось. Я решил с выпивкой завязать.
– Так это ты по пьяни все творил? – изумился один из воинов.
Артем покаянно покивал.
– Сегодня ходил к отцу Ермолаю на исповедь, обещал больше не пить.
На него смотрели глаза, в которых было огромное удивление: еще бы, маг ходил на исповедь, о таком они не слышали. Две враждующие группировки власти, сцепившиеся не на жизнь, а насмерть, и презирающие друг друга. Простые люди побаивались и тех, и других. Одни могут проклясть, другие
Артем не знал, какое противостояние происходит между ними и почему так необычно для него реагируют остальные на известие, что маг ходил на исповедь. Слишком мало информации он получил за это время, а его товарищ забился глубоко и не хотел не только помочь ему, но даже общаться.
Воины уже свою первую чарку выпили и, не закусывая, занюхали рукавом.
– А святой отец тоже бросил пить? – разразившись смехом, спросил один из сидевших. Но тут же получил подзатыльник от Мурга:
– Не богохульствуй, Шорнет.
– Ладно, ребята, я рад, что мы поняли друг друга, – поднялся Артем. – Пойду отдыхать.
Его провожали довольные служивые, хлопали по спине. Говорили, если что будет нужно, обращайся.
– Только если позаниматься на копьях, – обернулся Артем, стоя у выхода из столовой. Мгновенно в зале установилась гробовая тишина. Артем понял правильно и, улыбаясь, пояснил: – Я буду трезвым.
Его дополнение сняло все барьеры недопонимания между ним и замковой стражей и разорвало напряженную тишину оглушительным смехом.
В свою неуютную комнату он вошел с сожалением. Унылые серые стены, сумрак, который еле раздвигался светом масляной лампы. Неудобная постель и вновь одиночество, которое так тяготило общительного Артема. Он подошел к кровати и сел. В то же мгновение раздался истошный вопль, и испуганный до потери сознания землянин подскочил почти до потолка. Он пытался унять бешено стучащее сердце, ухватившись за грудь, и почти с ненавистью посмотрел на возмущенного гремлуна, вылезшего из-под шкуры и сонно таращившегося на него.
– Смотреть надо, дылда, куда садишься, чуть не раздавил меня.
– Великий Сунь и Высунь, ты что тут делаешь? – наконец придя в себя, спросил Артем. – Родные выгнали, или визу въездную потребовали на родине?
Он прошел на свое место, за шиворот вытащил человечка и усадил на лавку.
– Не сметь перевирать мое имя! – завопил тот, дергаясь и дубася кулачками по его руке.
– А чего ты так переживаешь за свое имя? – спросил Артем. – Меня вон ты называешь и тараканом, и недоумком, я же в штаны из-за этого кипятком не писаю?
Гремлун испуганно схватился за штаны и уже более спокойно ответил:
– Я тоже не писаю. Меняя мне имя, ты, дылда, меняешь мне судьбу. Неужели это непонятно? Даже тебе, с твоими куриными мозгами, это должно быть известно.
– А ты не задумывался, дружище, что твоя судьба печальна? Ты по своей сути не созидатель. Все, что ты умеешь, – это ругаться и ломать. Даже домой не смог вернуться, хотя я тебя дважды отправлял. Тебе твоя судьба самому нравится?
– Не твое дело, идиот, – огрызнулся гремлун. – Что ты понимаешь в жизни нашего народа?