Два завоевателя
Шрифт:
Это с одной стороны… С другой — Джереми приемный сын короля, а наследному принцу сводный брат и побратим. Эти обстоятельства могли резко изменить ход дела.
Бард решительно вошел в приемный зал, с высоты своего роста оглядел всех собравшихся. Здесь была и Карлина — сидела вместе с фрейлинами, бледная, молчаливая. Волосы стянуты сзади в узел, лицо открыто, в огромных, широко открытых глазах застыл испуг. Белтран сидел с сердитым выражением на лице, он даже не взглянул на Барда. Юноша посмотрел на Джереми — тот тоже был в зале. Раненая нога в мягкой обуви лежала на специальной скамеечке.
Бард почувствовал, как сжалось
Когда Барда подвели поближе к трону, король Одрин спросил:
— Бард мак Фиана, что ты можешь сказать в свое оправдание?
Подобное обращение — Бард, сын Фианы, — оглушило его. Так обычно обращаются к незаконнорожденным. Его должны были назвать ди Астуриен, что означало принадлежность к королевской семье. Мак Фиана — это страшное оскорбление! Или самое дурное предзнаменование…
Бард, преклонив колено перед приемным отцом, ответил:
— Отец, я не искал ссоры. Меня спровоцировали… Вот что я могу сказать в свою защиту. И еще — я пять лет верно служил вам. Вы сами после сражения в Снежной долине наградили меня красным шнурком. К тому же я руководил отрядом, который захватил обоз с клингфайром. Я люблю своего сводного брата и никогда нарочно не нанес бы ему вреда. Клянусь, я не знал, что лезвие кинжала отравлено.
— Он лжет, — с места выкрикнул Белтран. — Я могу засвидетельствовать, что, когда я пошутил, что Бард, обменявшись с убитым наемником из Сухой башни кинжалами, стал ему как бы бредином, он ответил, что госпожа Мелора, лерони, сообщила ему, что ее отец ранен таким же оружием и что лезвие отравлено.
— Я совсем забыл, что это был чужой кинжал, — сердито возразил Бард. — Я согласен, отец, что не имел права обнажать оружие на празднике. Признаю, в этом моя вина, но Джереми вынудил меня выхватить кинжал. Принц Белтран обвиняет меня из зависти.
Король Одрин спросил:
— Судя по твоим словам, Джереми первым вытащил оружие?
— Нет, отец. — Бард опустил голову. — Но я клянусь, что не знал, что лезвие отравлено. Просто забыл. К тому же я был пьян. Если бы они хотели предотвратить ссору, то должны были предупредить об этом, а не хватать меня за руки. Я выхватил кинжал для самообороны. Я не хотел быть избитым подобно лакею. Их было двое против одного.
— Джереми, — обратился король к раненому, — это правда, что вы первыми коснулись Барда? Ты и Белтран? Я требую, чтобы ты сказал всю правду. Без утайки…
— Да, дядя, — подал голос Джереми, — но он неподобающим образом вел себя с Карлиной. Я и Белтран не могли допустить, чтобы грубо обращались с нашей сестрой. Могло свершиться насилие.
— Это правда, Бард? — Король удивленно глянул на юношу. В его взоре промелькнуло явное отвращение. — Они ничего не говорили мне об этом. Ты действительно настолько забылся, что позволил себе дурно обращаться с Карлиной? Этого даже подпитие не оправдывает.
— Что касается этого… — сказал Бард, чувствуя, как в нем закипает прежний гнев. — Карлина моя суженая, они не имели права вмешиваться. Белтран сделал свое заявление из зависти, он хочет, чтобы Карлину выдали за Джереми, чтобы они стали еще ближе! Он завидует потому, что в сражениях я проявил себя более искусным бойцом. И с женщинами тоже. Когда он остается с женщиной один на один, то даже не знает, что с ней делать. Где был
Бард знал, что Белтран находился в королевской гвардии. Король Одрин, вздохнув, глянул на приемных сыновей.
— Отец, — вскочил Белтран, — разве вы не видите, что этот негодяй замыслил вырвать королевство из ваших рук, любой ценой овладеть Карлиной, настроить против вас армию? Зачем иначе выхватывать кинжал во время праздника — выпил, ударило в голову, а когда ему помешали, взбунтовался и решил сразу разделаться с теми, кто служит опорой трону.
— Так это или нет, — заметил Одрин, — ясно, что я вырастил в своем доме волчонка, а теперь он цапнул меня за руку. Разве тебе мало, что ты обручен с Карлиной? Всего несколько месяцев осталось, и она бы стала твоей. Зачем такая дерзость?
— Согласно законам королевства, Карлина моя… — начал было Бард, но король знаком заставил его замолчать.
— Хватит. Ты и так слишком много себе позволяешь. Обручение еще не женитьба, и никто, даже приемный сын короля, не смеет принуждать королевскую дочь. Ты нарушил одновременно несколько законов, Бард. Ты — источник несчастий при дворе, и я не могу считать родственником человека, плюющего на обязательные для всех нормы поведения, калечащего близких мне людей. Ступай отсюда. Я дам тебе лошадь и меч, охотничий лук и доспехи, а также кошелек с четырьмястами серебряными монетами. Таким образом, я считаю, что щедро расплатился с тобой за службу. Имя твое будет объявлено в Астуриасе вне закона. У тебя есть три дня, чтобы оставить королевство, и если в течение семи лет тебя увидят в его пределах, любой имеет право убить тебя как дикого зверя и вина за пролитую кровь не падет на него. Он не будет обязан выплатить виру твоим родственникам.
Бард стоял, невольно моргая от изумления. Наказание было обидно несправедливым! Ясно, что место при дворе ему не сохранить, ничего другого и ждать было нельзя. На год его в любом случае отправили бы в изгнание. Ладно, пусть три года, если у короля в этот день было плохое настроение. Бард был уверен, что и это наказание в какой-то мере было бы условным — в случае начала большой войны Одрин непременно вызвал бы его из ссылки. Не из изгнания, а из ссылки!.. Он был бы прощен, восстановлен в правах. Но семь лет изгнания!..
— Это слишком жестоко, ваи дом, — попытался было возразить юноша, стоя на коленях перед королем. — Я не жалел сил, служа вам, а ведь я еще очень молод. Разве я заслужил столь суровое наказание?
Лицо Одрина оставалось неподвижным, словно камень.
— Если твои годы позволяют тебе встать в один ряд со взрослыми мужчинами, то кроме почестей ты должен принимать и наказание. Так что нечего ссылаться на возраст. Некоторые из моих советников будут упрекать меня за излишнюю мягкость и недальновидность. По совокупности твоих прегрешений тебя вполне можно предать смерти. Я пустил в дом ласкового щенка, он обернулся волком, который только и ждет момента, чтобы вцепиться в горло. Отныне объявляю тебя врагом. Ты вне закона. Я изгоняю тебя — до захода солнца ты должен покинуть дворец и в течение трех дней — границы королевства. Я люблю твоего отца и только ради него сохраняю тебе жизнь — не хочу марать руки в крови родственника. Но не медли, если спустя три дня ты все еще будешь в пределах Астуриаса, тебя убьют как дикого зверя. И не появляйся здесь в течение семи лет.