Два завоевателя
Шрифт:
— Зачем вы мне все это рассказываете? — пожал плечами Бард. — И в такой момент. Или считаете, что, когда Эрленд вырастет, он будет настолько близок к ним, что в нем проявится какой-нибудь особый дар?
Отец даже не удостоил его ответом. Его мысли были заняты чем-то иным, далеким и великим. Он как будто что-то вспомнил. Или зрил в запредельном…
— Ты, вероятно, не ведаешь, — неожиданно вымолвил он, — что в молодости я учился обращаться со своим лараном. Долгие годы провел в Башне. Мечтать о короне мне не приходилось, да меня и не учили этому. Старшим был Одрин… Меня даже в Астуриасе не оставили, ведь между мной и Одрином было еще три брата. Так что меня отправили в Далерет, где я и стал ларанцу.
Бард знал, что его отец носит на груди звездный камень — в том не было ничего необычного. Многие
— Есть одно правило, касающееся звездного камня, вернее, некая таинственная особенность, — между тем продолжал рассказывать дом Рафаэль. — Я не знаю, кто первым открыл ее, но это факт — все, что существует на свете, любой предмет, вещь, имеет свою абсолютную копию. Исключая звездные камни. Эти кристаллы — все наособицу. Все же остальное, без исключения, имеет двойника. Имеется в виду — все, что имеет естественное происхождение. Рогатый кролик, каждое дерево в лесу, цветок, камень в поле — одним словом, все, что ты видишь вокруг себя. И ты тоже, как и любой другой человек. Каждый из нас имеет свою точную копию, не близнеца — нет! Именно двойника, совершенного и полностью схожего. Во всем, даже в мыслях… Вот что подсказало мне решение, Бард… Значит, ты тоже имеешь двойника! Он может обитать в Сухих землях или вообще за пределами Стены мира. Он может оказаться сыном крестьянина, может жить на другом берегу Далеретского моря… Он должен быть похож на тебя больше, чем если бы он был твоим близнецом, пусть даже он находится за пределами Сотни царств. Надеюсь, что это не так, верю — он где-то рядом, среди холмов Киллгард. В противном случае нам придется обучать его нашему языку и образу жизни. Но кем бы он ни был, он обязательно имеет тот же ларан, что и у тебя, даже если он и не догадывается об этом. У него обязательно должны обнаружиться те же военные таланты, пусть он за всю свою жизнь ни разу не брал в руки оружие. Он будет так похож на тебя, что твоя мать, если она еще жива, не сможет вас различить. Видишь, сынок, неплохо бы нам заиметь такого парня!
Бард задумался.
— Понимаю… — начал было он, однако отец, воодушевившись, перебил:
— Вот еще что! Твой двойник ни в чем не клялся Хастурам. Он не связан обязательствами. Понимаешь, о чем я?
Он понял. Догадался сразу:
— Но где же мы сможем найти подобного двойника?
— Я же тебе объяснял, что я изучал искусство магии. Я могу определить примерное положение объекта, потом с помощью особого расположения звездных камней — тут надо суметь выложить определенную фигуру — можно произвести перенос. Когда я был молод, мы могли — хотя это было очень трудно — перемещать мужчин и женщин — тоже лерони — из одной точки в другую. Если мы сумеем вызвать изображение твоего двойника на особом экране, то есть отыщем его, установим с ним телепатическую связь, то сумеем с помощью матрикса вырвать его из той среды, где он обитает, и перенести сюда.
Бард хмыкнул:
— Хорошо, мы перенесем его сюда. Ну, а если он не пожелает нам помогать?
— Он не в состоянии отказать существу, которое и есть он сам. Конечно, могут быть сложности — гордыня человеческая неисповедима. Если он уже стал знаменитым воином, то мы, вероятно, слышали о нем. Если он один из моих внебрачных сыновей или детей Одрина, живущих в бедности, то нам придется обучать его военному делу. Ты пойми, мы дадим ему шанс добиться высот, какие ему и не снились. Уже за одно это он обязан будет служить нам. Он до конца своих дней будет нам благодарен. Потому, Бард, что он — это есть ты! У него тоже крепкая воля и много амбиций.
Тремя днями позже Аларик, наследный принц Астуриаса, был торжественно коронован в присутствии многих гостей. Общий порядок управления государством был сохранен — в том новый король и регент дали слово, Бард публично произнес присягу на верность новому королю, и Аларик подарил брату изумительной красоты меч, который считался семейной реликвией. Бард знал, что отец давно хранил это замечательное оружие — у него была мечта преподнести его когда-нибудь своему законному сыну чтобы тот, выхватив его из ножен, повел королевскую армию в бой.
«Итак, под мою руку перешли войска Астуриаса и Маренжи. Что ж, будем считать это началом. Придет день, и я возглавлю все вооруженные силы Сотни царств, тогда все будут бояться и уважать меня».
Вот теперь, когда Маренжи попала под его власть, он имеет право осмотреть окрестные земли, а также побывать на острове Безмолвия.
«Для начала следует объявить служительниц вне закона и изгнать их с острова».
Бард был уверен, что жители Маренжи сочтут это требование святотатством. Чтобы усмирить их, он попросил Аларика издать прокламацию, в которой объявлялось, что кое-кто из населения Маренжи, как полагают, предоставил убежище нареченной Барда ди Астуриен. Любой человек, скрывающий сведения о том, где прячется Карлина ди Астуриен, считается предателем и может быть подвергнут суровому наказанию.
Аларик с большой неохотой подписал это заявление и в частной беседе выразил свое недовольство:
— Зачем ты преследуешь женщину, которая не желает тебя видеть? Мне кажется, тебе следует жениться на Мелисендре. Она просто замечательный человек, мать твоего сына. И Эрленда следует усыновить. Такой хороший, добрый мальчик, у него есть ларан. Женись на ней, и я устрою роскошную свадьбу.
Бард твердо ответил, что его повелителю и брату не следует вмешиваться в такие дела, в которых он ничего не понимает по причине возраста.
— Ну, — улыбнулся Аларик, — если бы мне было на десяток лет побольше, я бы сам женился на Мелисендре. Она мне очень по душе. И ко мне хорошо относится — разговаривает со мной так, словно не замечает, что я калека.
— Что еще ей остается! — в ярости прорычал Бард. — Если она посмеет сказать тебе хотя бы одно грубое слово, я сверну ей шею. Она знает об этом.
— Что за речи, Бард! Зачем такая злоба? Я знаю, что я инвалид и мне еще надо научиться жить с этим ощущением, — сказал Аларик. — Леди Хастур, которая ухаживала за мной в Башне Нескьи, говорила, что не важно, как я выгляжу. Вот Джереми тоже искалечен, но это просто удивительный человек. Очень трудно свыкнуться с мыслью, что Хастуры — враги, — неожиданно признался юноша и вздохнул. — Я нахожу, что политика для меня темный лес, Бард. Как бы я хотел, чтобы повсюду установился мир. Мы могли бы стать друзьями с домом Варзилом, который относился ко мне как отец. Я привык, что со Мной обращались как с инвалидом — собственно, я и есть инвалид. Не могу одеться без посторонней помощи, даже хожу с трудом, но вот такие добрые люди, как Мелисендра, помогают мне понять, что я ничем не хуже других. Да-да, она так и говорит: «Что вы, ваше величество, чем вы хуже других…»
— Вы — король, а как это король может быть хуже других? — не понял Бард.
Аларик вздохнул:
— Ах, жаль, что ты не понимаешь. Я совсем другое имел в виду, Бард. Конечно, тебе трудно понять — ты такой сильный, ты вообще никогда не болел, никогда ничего не боялся. Как ты можешь узнать… Когда в первый день эта лихорадка напала на меня, когда даже вздохнуть не мог, я так испугался… Джереми и три знахарки короля Одрина всю ночь провели возле моей постели — все пытались посредством звездных камней изгнать болезнь. Семь ночей… Они помогали мне дышать, давили вот сюда и сюда — и помогали дышать, Бард. Понимаешь?..
Бард едва не усмехнулся, слушая признания брата, однако сумел взять себя в руки. Он не собирался смеяться над ним — это было просто пошло. Он — здоровяк, Киллгардский Волк — будет подсмеиваться над несчастным человеком, да еще и собственным братом? Другое до печальной усмешки покоробило его в словах Аларика — замечание, что Бард никогда не испытывал страха. Вспомнился ужас, который охватил его на берегу озера Безмолвия. Этот наплыв искореженных лиц, что подмигивали ему из зеленоватого тумана. Вспомнилось, как он свалился с коня — хорошо, что еще не разрыдался. Плакать плакал, но не навзрыд. Еще чего не хватало!.. То-то Мелисендра порадовалась бы!.. Конечно, никому и никогда он не признается в этом. Даже брату… Тем более брату… Вместо этого он грустно ответил: