Два зайца, три сосны
Шрифт:
— Боже сохрани.
— А жаль! Это был бы поистине дворянский поступок!
— Послушайте, я просто хотел сказать, что…
— Что мы не устраиваем вашу жену. Что ж, чувство вполне взаимное и Дмитрий Алексеевич сразу взял обратные билеты, еще до посещения вашего дома.
— Но почему?
— Не знаю, видимо, его сразу что-то не устроило… Может ваша жена что-то не так сказала, потому что вообще Миклашевич не хам.
— Сказать по правде, я этого не заметил. Но бог с ним. Олеся, вы не хотите прокатиться на лодке?
— А у вас есть лодка?
— Хотите?
— Не
— Да разве это поздно, половина одиннадцатого, такой чудный вечер.
— Но где взять лодку?
— А вон там, видите, лодочная станция. И я знаком с лодочником. Пошли?
Мне вдруг нестерпимо захотелось прокатиться с ним на лодке по ночному озеру.
— Пошли!
Он помог мне войти в лодку, сел на весла, и мы поплыли.
Он молчал. Возникла какая-то неловкость.
— Олеся, можно задать вам один вопрос?
— Валяйте!
— Откуда вы меня знаете?
— Ничего нового я вам не скажу. Я вас не знаю. Это было наитие!
— Да бросьте, вы совсем не похожи на полоумную.
— А по-вашему, наитие бывает только у полоумных?
— Как правило, да. Я вообще не верю во всю эту фигню. Но впрочем, не хотите говорить, не надо. Рано или поздно это выяснится. Олеся, а что если в Москве… мы встретимся?
— Встретимся? На какой предмет?
— Что за дурацкий вопрос? Просто вы мне нравитесь, вы меня заинтриговали.
— Видит Бог, я не ставила себе такой задачи.
— Но вы не ответили на мой вопрос.
— Отвечаю: почему бы и нет? Я женщина свободная.
— Звучит многообещающе… А Миклашевич?
— Вы его боитесь?
— Послушайте, вы меня провоцируете…
— Матвей Аполлонович, давайте помолчим, такая ночь, такая красота…
— Вы правы, Олеся. Какое чудное имя…
Он замолчал, а я подумала: замечательная ситуация для моего романа: герой и героиня плывут на лодке, а второй герой дрыхнет в отеле неподалеку, происходит решительное объяснение, герой хочет обнять Марину и… и они падают в воду. Он плохо плавает, и Марина его спасает… Так получится забавнее, не столь банально… Да, это неплохо. Она его спасает, они насквозь мокрые возвращаются в отель… Но она теряет к нему интерес, а он влюбляется в нее еще больше, но понимает, что упал в ее глазах и, чтобы реабилитироваться, отправляется в опасную экспедицию в пустыню Гоби… Или не Гоби, в принципе, он может отправится в любую пустыню… Или в джунгли Амазонки… Нет, ну их, эти джунгли, там как-то уж очень все густо, пусть лучше будет пустыня, там более или менее все понятно… Можно, конечно, отправить его на какой-нибудь вулкан или вовсе в Антарктиду. Там плавать необязательно, как, впрочем, и в пустыне. Короче, надо что-то экстремальное придумать. Но тогда, если он покажет себя героем, Марина должна выбрать его… Но второй-то уже и так герой… Черт, я запуталась…
— Олеся, о чем вы задумались?
— Да вот обдумываю один сюжетный ход…
— О, простите, что прервал ваши размышления…
— Хорошо, что прервали. Уже совсем темно, нам пора возвращаться.
— Олеся, Миклашевич ваш любовник? — огорошил он меня вопросом.
— По-вашему прилично задавать почти незнакомой женщине подобный вопрос?
— Неприлично, но очень интересно.
— А почему это вам интересно?
— Потому что я… Я…
— Боитесь его?
— Да что за глупости! Просто я сам хочу… быть вашим любовником!
— И не мечтайте!
— Почему? Вы так безумно его любите?
— Нет, просто не хочу иметь дело с женатым мужчиной.
— Но мы же взрослые люди…
— И что? Встретились, понравились, потрахались и разбежались? Мне это неинтересно.
— А Миклашевич не женат?
— Матвей Аполлонович, вам не кажется, что наш разговор зашел куда-то не туда, а?
— Пожалуй.
— И вообще, пора спать. Я устала, гребите к берегу.
— Вы на меня рассердились?
— Да нет… А впрочем, да, рассердилась. Вы были чересчур прямолинейны. И все, мы закрыли эту тему.
— Извините меня, просто вся обстановка располагает к лирике…
Я расхохоталась.
— По-вашему, это лирика? Вы же прямым текстом заявили: Олеся, я хочу с вами переспать… Да, видно, я отстала от века, если теперь это считается лирикой…
— Простите, я и вправду идиот. Но это вы меня провоцируете!
— Разумеется!
— Олеся, пожалуйста, не смейтесь!
— Почему это?
— Потому что ваш смех буквально сводит меня с ума… Еще когда вы просто говорите, я могу держать себя в руках, а вот когда смеетесь…
Я еще пуще рассмеялась и тут… Он бросил весла и рванулся ко мне, но килевая лодка не была рассчитана на столь бурный порыв страсти, и мы оба очутились в воде.
— Олеся! Держитесь, — заорал он, и схватил меня за волосы.
— Идиот! Пусти, тут же дно!
Мы были уже недалеко от берега и ледяная вода была мне по грудь. Я выскочила на берег.
— Олеся, простите меня, но вы сами виноваты!
— К черту вас, я побежала в пансион, слишком холодно, пока!
Но тут я обнаружила, что потеряла в воде босоножку.
— Черт бы вас побрал, теперь я простужусь!
— Ерунда! — он вдруг подхватил меня на руки и побежал к будке лодочника. Тот уже подтягивал лодку багром.
— Водка есть? — крикнул он лодочнику.
Тот открыл дверь в комнатку, чисто прибранную и даже уютную, и кинул мне большое махровое полотенце.
— Да отпустите меня, идиот!
— Раздевайтесь и вытирайтесь насухо! — приказал лодочник и протянул Матвею второе полотенце.
— Водка в шкапчике. Спокойной ночи.
— Постойте! — крикнула я ему вслед, но он уже ретировался.
— Раздевайся, живо! — скомандовал Матвей и стащил с себя куртку. — Тут не до церемоний, я отвернусь!
Полотенце, к счастью, было большое. Я скинула с себя все мокрое, наплевав на присутствие Аполлоныча. Кретин! И ведь я сама все это придумала и вот тебе, сразу все испытала на собственной шкуре. Столь быстрого и точного воплощения своих писательских фантазий я никак не ожидала. Правда, я его не спасала и ему незачем уезжать в пустыню Гоби. Я слышала, как он тихо чертыхается за моей спиной, но мне было на него наплевать, ну увидит он мою голую задницу, подумаешь, велика беда! Но как теперь добраться до пансиона? Мобильник мой благополучно остался на дне озера вместе с босоножкой.