Два зайца, три сосны
Шрифт:
Время от времени я смотрела на Розу и гадала — чем занимается этот человек. В его некрасивом лице было что-то привлекательное. Пожалуй такая внешность очень подошла бы для Дани, героя моего нового романа, он не должен быть красавцем…
— Лерка, узнай у Гриши, кто такой этот тип, ладно?
— Тебе зачем? Глянулся?
— Да нет, просто интересно.
— А ты как думаешь?
— Вор в законе! — засмеялась я.
— Да ну, глупости!
— Воры в законе бывают разные…
— Ты меня дразнишь? Хочешь, чтобы я от страха умерла?
— От какого еще страха?
— Я боюсь, что Гриша с
— Лерка, ты окончательно сдурела, я же шучу! Ну, сколько мы еще будем тут сидеть?
— Почем я знаю? Надо, чтобы они первыми ушли…
— Да они даже не собираются, они тут надолго расположилась, видишь, только закуски едят. Ты как хочешь, а я пойду, мне работать надо.
— Олеська, так нечестно!
— Ты как маленькая, ей богу. Это же может часа на два еще затянуться, а Гриня твой спиной сидит, бегала же ты в сортир.
В результате через четверть часа мы покинули это шикарное заведение.
— Ну, куда тебя отвезти? — спросила я довольно злобно.
— Никуда, я пройдусь по Тверской, загляну в Елисеевский…
— Глупости, садись, довезу до дома.
— Хочешь узнать, с какой бабой был Миклашевич? — обрадовалась Лерка.
Признаюсь, я хотела бы это узнать, но не хотелось обнаруживать перед Леркой простое бабье любопытство.
— Да на фиг он мне сдался!
Но она все-таки хорошо меня знает.
— Ничего особенного, даже некрасивая, но очень современная. Стильная.
— Похожа на борзую?
— На какую борзую?
— На афганскую. Экстерьер потрясающий, и полное отсутствие мозгов.
— Нет, она скорее похожа на иностранку.
— А он как выглядит?
— Постарел. Но вид шикарный. Ой, Олеська, забыла тебе рассказать. Третьего дня иду по Ленинскому, а чуть впереди девушка идет, и походка у нее какая-то странная, как будто пьяная. А когда я ее обогнала, смотрю, она на ходу твою книжку читает! Мне так приятно стало…
— Мне тоже приятно… — созналась я. Я еще не привыкла.
Вечером, когда все дневные дела и разговоры, казалось бы закончены, и можно спокойно заняться собой, я сидела, наложив на веки один крем, на щеки и шею другой, зазвонил телефон. Трубка как всегда лежала рядом на диване. Я на ощупь нажала кнопку.
— Алло!
— Привет! — раздался голос, от которого меня кинуло в дрожь.
— Алло, кто это? — притворилась я просто от растерянности.
— Олесенька, это я… — Митя, ты?
— Я, Олеся, я! Не ожидала?
— Да нет…
— Я видел тебя сегодня в «Пушкине». Но я был не один… и ты тоже, и вот решил позвонить. Ты превосходно выглядишь, должен заметить.
— Спасибо за комплимент, я тебя не видела и не могу ответить тем же.
Крем с век попал в глаза, защипало, потекли слезы…
— Мить, я сейчас занята, тебе что-то нужно?
— Занята? Ногти красишь?
— По-твоему, у меня нет других занятий? — вскипела я. — Кстати, кто тебе дал мой телефон?
— Надежда Львовна!
Я нащупала коробку с салфетками и принялась яростно стирать крем.
— Что тебе нужно?
— Может, повидаемся, а?
— Зачем это?
— Интересно снова на тебя посмотреть вблизи, и понять, как это я не разглядел в тебе писательницу.
— Ты просто смотрел
И я с превеликим удовольствием швырнула трубку.
Сейчас наверняка перезвонит! Но нет. Звонка не было. Может, я погорячилась? Мне вообще-то хотелось бы встретиться с ним, проверить себя… Я ведь его любила на всю катушку. Ах, как хорошо — любила в прошедшем времени. Теперь не люблю и не желаю возвращаться в это униженно-восторженное состояние, к этой идиотской зависимости от его чудовищного характера… Нет, сейчас моя жизнь устроена почти идеально. Год назад я купила себе эту однокомнатную квартиру и была совершенно счастлива. Теперь я могу работать в любое время суток, считаясь только со своими желаниями. Да и маме лучше — моя жизнь не проходит у нее на глазах, я не раздражаю ее поминутно. С точки зрения мамы я занимаюсь чем-то чуть ли не постыдным — пишу легкие современные романы. Мама моя литературовед, специалист по Горькому. И то, что я пишу, вызывает у нее только недоумение. Но еще большее недоумение вызывает у нее мой успех. Вообще, из близких, во что-то ставит меня только сын. Гошка гордится матерью. И я горжусь своим умным и веселым сынишкой. Хотя и мама и Владимир Александрович, отец моего бывшего мужа, человек прелестный, с которым я дружна, внушают Гошке, что мать его пишет сущую чепуху. Но они моих книг попросту не читают! Ну и ладно, мне и так хватает читателей.
Мама ложится спать поздно, и я решила не откладывать разговор на завтра.
— Мама, не спишь?
— Нет, я смотрю телевизор. Гошка звонил, он очень доволен!
— Мне он тоже звонил. Мама, я просила тебя, не Давать этот телефон кому попало!
— Ты имеешь в виду Миклашевича? Он для тебя кто попало?
— Это мое личное дело.
— Ну вот, ты хамишь, значит, еще не остыла… А если бы я не дала ему твой телефон, ты сказала бы, что я сломала тебе жизнь… Ты звонишь, чтобы сделать мне выговор? Тогда спокойной ночи. Я смотрю телевизор!
Да, моя мама это тяжелый случай!
Я села за компьютер, но в голове не было ни единой мало-мальски стоящей мысли. И если моя героиня, незадачливая, но талантливая актриса, была мне ясна, то герой терялся в тумане. И даже дело не во внешности, такой тип, как приятель Гришки Роза, вполне годится, только вот кто он будет по профессии? Интересно, а как этого Розу звать на самом деле? Хотя, какая мне разница. Он мне триста лет не нужен. Если судить по внешности, его могут звать… как угодно. От Ивана Ивановича до Бориса Исааковича. А я назову его Иваном Борисовичем. В этом есть что-то надежное, Иван Борисович должен крепко стоять на ногах, быть великодушным и не лишенным чувства юмора…
Опять зазвонил телефон. Наверняка, Миклашевич. Ну, сейчас ему мало не покажется.
— Алло! — рявкнула я.
— Олеська, ты спишь? — перепугалась Лерка.
— Нет, просто я думала… неважно! Я не сплю!
— Олесь, ты знаешь как зовут нашу Розочку?
— Иван Борисович?
— Почему? — крайне удивилась подруга. — С чего ты взяла?
— Тогда Борис Иванович?
— Ничего подобного. Его зовут Матвей Аполлонович!
— Аполлонович? Не слабо!
— А фамилия у него Розен, он из немецких баронов!