Двадцать лет спустя (изд. 1957г.)
Шрифт:
— Я вовсе не клевещу на вас, мой, друг. Здесь беспокоились о вас, и я просто сказал, где вы были. Вы но знали короля Карла, для вас он был посторонний, и вы не обязаны были любить его.
С этими словами он протянул товарищу руку. Но д'Артаньян, сделав вид, что не замечает этого, продолжал держать руки под плащом.
Атос медленно опустил протянутую руку.
— Ух, устал! — сказал д'Артаньян, садясь.
— Выпейте стакан портвейна, — посоветовал ему Арамис, беря со стола бутылку и наполняя стакан. — Выпейте, это подкрепит вас.
— Да, выпьем, — проговорил Атос, чувствуя, что обидел гасконца, и желая с ним чокнуться. — Выпьем и покинем эту гнусную страну. Фелука ждет нас, вы это знаете. Уедем сегодня же вечером. Больше нам здесь нечего делать.
— Как вы спешите, граф! — заметил д'Артаньян.
— Эта кровавая почва жжет мне ноги, — отвечал Атос.
— А на меня здешний снег оказывает обратное действие, — спокойно сказал гасконец.
— Что же вы, собственно, хотите предпринять? — сказал Атос. — Ведь короля уже нет в живых.
— Итак, граф, — небрежно отвечал д'Артаньян, — вы не видите, что вам остается еще сделать в Англии?
— Решительно ничего, — отвечал Атос. — Разве только оплакивать собственное бессилие?
— Ну а я, — сказал д'Артаньян, — жалкий ротозей, любитель кровавых зрелищ, который нарочно пробрался к самому эшафоту, чтобы лучше видеть, как покатится голова короля, которого я, как вы изволили сказать, не знал и к которому был совершенно равнодушен, — я думаю иначе, чем граф, и… остаюсь.
Атос страшно побледнел; каждый упрек его друга отзывался болью в его сердце.
— Вы остаетесь в Лондоне? — спросил Портос д'Артаньяна.
— Да, — отвечал тот. — А вы?
— Черт возьми! — сказал Портос, несколько смущаясь под взглядами Атоса и Арамиса. — Если вы остаетесь, то раз уж я прибыл сюда вместе с вами, вместе с вами я и уеду. Не оставлять же вас одного в этой ужасной месте.
— Благодарю вас, мой добрый друг. В таком случае я хочу предложить вам принять участие в одном деле, которым мы займемся, когда граф уедет.
Мысль об этом деле явилась у меня в то время, когда я смотрел на известное вам зрелище.
— Какая мысль? — спросил Портос.
— Узнать, кто такой человек в маске, который так заботливо предложил свои услуги, чтобы отрубить голову короля.
— Человек в маске? — воскликнул в изумлении Атос. — Значит, вы не выпустили палача?
— Палача? — ответил д'Артаньян. — Он все еще сидит в погребе и, кажется, приятно беседует с бутылками нашего хозяина. Кстати, вы мне напомнили…
Он подошел к двери и крикнул:
— Мушкетон!
— Что прикажете, сударь? — отвечал голос, как будто выходивший из глубины земли.
— Отпусти заключенного, — сказал д'Артаньян. — Все уже кончено.
— Но, — сказал Атос, — кто же тот негодяй, который поднял руку на короля?
— Это палач-любитель, который, надо сознаться, ловко владеет топором, — сказал Арамис. — Ему, как он и заявил, довольно было одного удара.
— И вы не видели его лица? — спросил Атос.
— Он был в маске, — отвечал д'Артаньян.
— Но ведь вы, Арамис, стояли совсем рядом!
— Я видел из-под маски только бороду с проседью.
— Значит, это пожилой человек? — спросил Атос.
— О, — заметил д'Артаньян, — это ровно ничего не значит. Если надеваешь маску, почему заодно не прицепить и бороду?
— Досадно, что я не выследил его, — сказал Портос.
— Ну а мне, дорогой Портос, — заявил д'Артаньян, — пришла в голову эта мысль.
Атос все понял. Он встал со своего места.
— Прости меня, д'Артаньян, — проговорил он, — за то, что я усомнился в тебе. Прости меня, друг мой.
— Сначала выслушайте меня, — отвечал д'Артаньян, слегка улыбнувшись.
— Так расскажите же нам все, — сказал Арамис.
— Итак, — продолжал д'Артаньян, — когда я смотрел, — но не на короля, как угодно думать господину графу (я знал, что это человек, идущий на смерть, а зрелища такого рода, хотя я и должен был, кажется, привыкнуть к ним, все еще расстраивают меня), — а на палача в маске; так вот, когда я смотрел на него, мне, как я ужо сказал вам, пришла в голову мысль узнать, кто бы это мог быть. А так как мы четверо привыкли действовать сообща и во всем помогать друг другу, я стал невольно искать около себя Портоса, потому что вас, Арамис, я видел возле короля, а вы, граф, как я знал, находились внизу, под эшафотом. Вот почему я охотно прощаю вас, прибавил он, протягивая руку Атосу, — так как понимаю, что вы должны были пережить в эти минуты. Итак, осматриваясь по сторонам, я вдруг увидел справа — голову со страшной раной на затылке, повязанную черной тафтой.
«Черт возьми, — подумал я, — повязка что-то мне знакома, точно я сам чинил этот череп». И в самом деле, это оказался тот самый несчастный шотландец, брат Парри, на котором, помните, Грослоу вздумал испробовать свою силу и у которого, когда мы нашли его, было, собственно, только полголовы.
— Как же, помню, — заметил Портос. — У этого человека еще были такие вкусные черные куры.
— Именно, он самый. Этот человек делал знаки другому, который стоял от меня слева. Я обернулся и увидел нашего доброго Гримо. Как и я, он также впился глазами в замаскированного палача. Я ему сказал только:
«О!», и так как с таким восклицанием обращается к нему граф, когда говорит с ним, то он немедленно бросился ко мне, как будто его подтолкнула пружина. Он, конечно, узнал меня и протянул руку, указывая пальцем на человека в маске. «А!» — сказал он только. Это должно было означать:
«Заметили вы?» — «Ну, конечно», — отвечал я. Мы отлично поняли друг друга. Затем я повернулся к нашему шотландцу; его взгляд тоже был весьма красноречив. Вскоре все кончилось, вы сами знаете как: самым мрачным образом. Народ стал расходиться, сгущались сумерки. Я отошел с Гримо в дальний конец площади; за нами последовал шотландец, которому я сделал знак не уходить. Я стал наблюдать за палачом, который, войдя в королевскую комнату, менял платье: оно было, вероятно, залито кровью. После этого он надел на голову черную шляпу, завернулся в плащ и исчез. Я решил, что он должен выйти на улицу, и побежал к подъезду. Действительно, минут через пять мы увидали, что он спускается с лестницы.