Двадцать лет спустя
Шрифт:
И д'Артаньян достал из кобуры фляжку с испанским вином.
— Глотните-ка вот этого, — сказал он Раулю.
Рауль отхлебнул вина и собрался снова благодарить д'Артаньяна.
— Дорогой мой, — возразил ему тот, — мы поговорим об этом после.
Затем, видя, что мушкетеры очистили набережную от Нового моста до набережной Святого Михаила и возвращаются обратно, он поднял шпагу вверх, чтобы они ускорили шаг.
Мушкетеры рысью подъехали к нему; тотчас же с другой стороны подъехали те десять человек, которых он послал с Коменжем.
— Ну, — произнес д'Артаньян, обращаясь к ним, — не случилось ли еще чего-нибудь?
— Ах, сударь, — отвечал сержант, — опять поломка! Проклятая карета!
Д'Артаньян пожал плечами.
— Нет, проклятое дурачье, — сказал он. — Уж если выбираешь карету, так выбирай прочную, а карета, в которой хотят везти арестованного Бруселя, должна выдержать десять тысяч человек.
— Что прикажете, господин лейтенант?
— Примите отряд и отведите его в казармы.
— Значит, вы поедете один?
— Конечно! Не думаете ли вы, что мне нужен конвой?
— Но…
— Отправляйтесь.
Мушкетеры удалились, д'Артаньян остался вдвоем с Раулем.
— Ну как, болит у вас что-нибудь? — спросил он.
— Да, сударь. У меня голова тяжелая и словно в огне.
— Что же такое с вашей головой? — сказал д'Артаньян, снимая с Рауля шляпу. — А, контузия.
— Да, кажется, мне попали в голову цветочным горшком.
— Канальи! — воскликнул д'Артаньян. — Но на вас шпоры? Вы были верхом?
— Да, я сошел с лошади, чтобы защищать господина Коменжа, и ее кто-то захватил. Да вот и она.
Действительно, в эту минуту показалась лошадь Рауля, на которой скакал галопом Фрике, размахивая своей четырехцветной шапкой и крича:
— Брусель! Брусель!
— Эй, стой, плут! — крикнул ему д'Артаньян. — Давай сюда лошадь.
Фрике услышал, но сделал вид, что слова не дошли до него, и хотел продолжать свой путь.
Д'Артаньян собирался было погнаться за ним, но потом решил не оставлять Рауля одного. Поэтому он ограничился только тем, что вынул из кобуры пистолет и взвел курок.
У Фрике было острое зрение и тонкий слух; заметив движение д'Артаньяна и услышав щелканье курка, он сразу остановил лошадь.
— Ах, это вы, господин офицер, — произнес он, подъезжая. — Право, я очень рад, что вас встретил.
Д'Артаньян внимательно посмотрел на Фрике и узнал в нем мальчишку с улицы Лощильщиков.
— А, это ты, плут! — сказал он. — Иди-ка сюда.
— Да, это я, господин офицер, — отвечал Фрике с самым невинным видом.
— Значит, ты переменил занятие? Ты не поешь больше в хоре и не прислуживаешь в трактире, а крадешь лошадей, а?
— Ах, господин офицер, как можете вы так говорить? — воскликнул Фрике. — Я искал владельца этой лошади, молодого красивого дворянина, храброго, как Цезарь… — Тут он сделал вид, что только что заметил Рауля. — Да вот, если не ошибаюсь, и он. Сударь, вы не забудете меня, не правда ли?
Рауль опустил руку в карман.
— Что вы хотите сделать? — спросил его д'Артаньян.
— Дать этому славному мальчику десять ливров, — отвечал Рауль, вынимая из кармана пистоль.
— Десять пинков в живот, — сказал д'Артаньян. — Убирайся, плут, и помни, что я знаю, где тебя искать.
Фрике, не рассчитывавший отделаться так дешево, в два прыжка пролетел с набережной на улицу Дофипа и скрылся из виду. Рауль сел на свою лошадь, и они вместе с д'Артаньяном, оберегавшим его, как сына, поехали шагом по направлению к Тиктонской улице.
Всю дорогу они слышали вокруг себя глухой ропот и отдаленные угрозы, но при виде этого офицера, такого воинственного, и его внушительной шпаги, висевшей на темляке у него под рукой, все расступались.
Они доехали без всяких приключений до гостиницы «Козочка».
Красотка Мадлен сообщила д'Артаньяну, что Планше вернулся и привез Мушкетона, который геройски перенес операцию извлечения пули и чувствует себя так хорошо, как только позволяет рана.
Д'Артаньян велел позвать Планше, но, сколько его ни звали, ответа не было: Планше скрылся.
— Ну, так давайте вина! — приказал д'Артаньян.
Когда вино было подано и они снова остались вдвоем, д'Артаньян обратился к Раулю.
— Вы довольны собой, не так ли? — сказал он, с улыбкой глядя в глаза юноши.
— Конечно, — отвечал Рауль. — Мне кажется, я исполнил свой долг. Разве я не защищал короля?
— А кто вам сказал, что надо защищать короля?
— Это мне сказал граф де Ла Фер.
— Да, короля. Но сегодня вы защищали не короля, а Мазарини, что не одно и то же.
— Однако, сударь…
— Вы сделали ужасный промах, молодой человек. Вы вмешались не в свое дело.
— Но вы же сами…
— Я — это другое дело: я должен повиноваться своему капитану. А ваш начальник — это принц Конде. Запомните это: других начальников у вас нет. Хорош молодой безумец, готовый стать мазаринистом и помогающий арестовать Бруселя! Молчите об этом, по крайней мере, а то граф де Ла Фер будет вне себя.
— Значит, вы думаете, что граф де Ла Фер рассердился бы на меня?
— Думаю ли я? Да я в этом уверен! Не будь этого, я бы только поблагодарил вас, потому что, в сущности, вы потрудились для нас. Сейчас не ему, а мне приходится бранить вас, и поверьте, это вам дешевле обойдется. Впрочем, — продолжал д'Артаньян, — я только пользуюсь правом, которое ваш опекун передал мне, дорогой мой мальчик.
— Я не понимаю вас, сударь.
Д'Артаньян встал, вынул из письменного стола письмо и подал его Раулю.