Двадцать один год
Шрифт:
Как же она опасалась, что Северус возьмется за темную магию всерьез – и вот, пожалуйста! Влияние дружков, конечно, да и недоброй памяти профессор Фенвик постарался. Но что делать теперь? Рвать дружбу окончательно? Или дать еще один шанс? Как нарочно, память подсовывала моменты, когда они – недавно еще – вместе гуляли во дворе, подымались на Астрономическую башню, читали. Последнее время отношения стали хуже, с Северусом, признаться, немного тяжело и скучно, он вечно болтает о сложном – то о магических формулах, то о нумерологии, на которую Лили не ходит и поэтому не понимает ни слова из того, что он несет.
На совместном зельеварении она велела ему прийти после обеда в комнату с гобеленами: там они виделись в плохую погоду, когда на Астрономической башне было слишком холодно. Он кивнул и молча удержал её руку: Лили, забывшись, чуть раньше времени не запустила к себе в котел корень имбиря.
…Лили нравилось здесь: воздух прогретый, складки драпировок будто глушили шум дождя, в потертости плюша диванной обивки было нечто домашнее. Северус, ссутулившийся в углу, нарушал общее ощущение покоя и довольства. Он ждал, пока Лили начнет разговор.
– Правда, что ты теперь по-настоящему занимаешься темной магией?
– Не совсем, - серьезно поправил он. – Я еще только на первом уровне, причем в самом начале. Понимаешь, такая тонкость…
– Меня тонкости не интересуют, - тихо прервала Лили. Северус разочарованно вздохнул, но она продолжала. – Сев, неужели мои слова для тебя – пустое место? Скажи, для тебя вообще что-то значу?
– Естественно, - он был удивлен, словно она спрашивал об очевидном.
– Тогда почему ты совсем меня не слушаешь? Ты хоть слышишь, что я тебе говорю? Я ведь хочу тебе добра. А тебя тянет и тянет в грязь.
– Темные искусства - не грязь, - начал Сев объяснять тоном терпеливого учителя. – Просто их возможности шире, даже не изучены до конца, и поэтому их боятся.
– Их боятся, потому что они созданы специально, чтобы вредить людям! – Лили начала выходить из себя.
– Брось. Любым так называемым светлым заклинанием можно навредить больше.
– Ты оправдываешься.
– Нет. Я просто хочу, чтобы ты поняла. Слушай, а может, - его глаза загорелись, - может, ты как-нибудь попробуешь почитать о темной магии вместе со мной? Я к тому времени разучу несколько заклинаний, покажу тебе, и ты увидишь, что ничего страшного или вредного…
– Нет, - Лили гордо встала. – Этого уж точно быть не может. Демонстрируй свои умения слизеринцам, а меня избавь. Я с темным магом дружить не могу, так что предупреждаю еще раз: или я, или это твое увлечение.
Развернувшись на каблучках, она хотела уйти, но её остановил сдавленный голос Северуса.
– Не заставляй меня выбирать. Пожалуйста.
Лили обернулась. Он сидел, уперевшись локтями в колени, сцепив пальцы, низко опустив голову.
– Но выбирать придется, Сев. Я сама давно сделала выбор, - она вновь присела рядом с ним. – Почему мне так тяжело с тобой? Сколько лет я тебя знаю, и год от года все трудней. Я не понимаю тебя. Мы словно с разных планет. И ты, наверное, меня не понимаешь. И не хочешь понять.
Порывисто поджав ноги, она потянулась к нему, прильнула всем телом, прижала к груди патлатую голову, поцеловала в макушку. Он ткнулся носом ей в руку и очень тихо дышал. Так они сидели долго, молчали, и все ссоры, недоразумения, недомолвки как будто ушли из их жизни.
…О том, что Северус наведывается в Запретную секцию, узнали и Мародеры – и не могли не наказать слизеринца. Они подстерегли его однажды в коридоре и принялись с четырех сторон поливать мыльной пеной, покуда он не вымок с головы до ног и не принялся отплевываться. Тогда, бросив его, Мародеры хотели уйти, но Северус послал Импедименту в спину Джеймса. И тот упал. Остальным пришлось вернуться…
Драка вышла знатная, все участники угодили в Больничное крыло, а после получили по отработке. Встречая Северуса после наказания, Лили не могла не поддеть его:
– Что-то твои слизеринские дружки не торопятся мстить за тебя. Странно, правда?
– Просто у нас каждый сам разбирается со своими проблемами, - осадил её Сев. – Это не хуже, чем нападать вчетвером на одного, тем более, без повода.
– Повод – твой интерес к темной магии.
– Какое им дело? Пусть следят за собой.
– Они темную магию не изучают.
– Да, только тихоня Люпин каждый месяц именно в полнолуние отлучается куда-то.
– Он болеет.
– Допустим, - согласился Северус. – Вопрос, чем.
В груди привычно похолодело – так бывало всегда, когда Сев делал или говорил то, что Лили не могла оправдать. Что её друг совсем не умеет никого жалеть, пожалуй, вообще незнаком с чувством сострадания, она поняла давно, но все боялась в этом признаться. До какой гадости дошло: он хочет использовать болезнь Люпина для того, чтобы отомстить. Подавив злость, она подчеркнуто-ровно сказала:
– Не смей вредить Люпину. Иначе я никогда тебя не прощу.
Когда Лили приехала домой на Рождество, известие её встретило неприятное: мама и Петуния лежали в постелях с воспалением легких. Обе разом где-то заразились. К праздникам кризис миновал, им полегчало, но все же они почти не покидали комнат. Отец надрывался, бегая между ними, не отдыхая после смен. Младшая дочь стала для него подспорьем. Он умиленно наблюдал, как Лили носится по дому, наводя чистоту (вот когда она пожалела, что дома ей нельзя колдовать), как на кухне неумело пытается подражать приемам Розы, как носит матери и сестре лекарства и теплое питье.
А Лили, поняв, что мать и сестра могли умереть, долго плакала на крепком плече отца. Сердце терзала жалость к ним – бледным, слабеньким, отрезанным болезнью от праздничной сказки. Роза, от слабости притихшая, с приездом любимицы оживилась и шутливо сетовала на беспомощность, на то, что Лили в этот приезд не придется отдохнуть. Дочь задерживалась у нее, присев в изножье кровати, сжимала и целовала руку матери, шепотом болтала с ней, уверяя себя, что она еще застанет маму здоровой. Петуния же принимала помощь сестры угрюмо, впрочем, всегда благодарила. Она, в отличие от матери, выздоравливать не торопилась – лежала, глядя полными горечи глазами потолок или утыкалась носом в книжку.