Двадцать тысяч лье под водой (без указания переводчика)
Шрифт:
Около семи часов вечера ко мне подошли Нед и Консель. Эти неразлучные товарищи прекрасно выспались за ночь, ничуть не интересуясь движениями «Наутилуса».
— А когда же, господин профессор, — обратился ко мне не без иронии канадец, — мы увидим Средиземное море?
— Мы плывем по нему, мой друг.
— Э! — воскликнул Консель. — Следовательно, сегодня ночью…
— Мы прошли на судне перешеек в несколько минут.
— Я этому не верю, — возразил канадец.
— Напрасно, мистер Ленд, — ответил я. — Этот низкий берег, который закругляется к югу, — Египет.
— Рассказывайте это кому другому, господин! — ответил упорствующий канадец.
— Но если господин это утверждает, — обратился к нему Консель, — господину следует верить.
— К тому же капитан Немо пригласил меня присутствовать при прохождении через этот узкий проход. Я был вместе с ним в будке штурмана, и сам капитан управлял «Наутилусом».
— Слышите, Нед? — воскликнул Консель.
— Помимо того, вы, Нед, обладаете такой дальнозоркостью, что можете различить выступающие в море молы Порт-Саида.
Канадец стал внимательно всматриваться.
— Да, — ответил он, — вы правы, господин профессор, и ваш капитан молодчина, действительно — мы в Средиземном море. Отлично! Теперь, если вы хотите, мы можем поговорить о нашем деле, но так, чтобы никто нас не мог услышать.
Я понял, о чем хочет говорить канадец. Во всяком случае, мне казалось, лучше удовлетворить его желание и повести беседу. Мы все трое сели возле маяка, где могли укрыться от брызг волн.
— Теперь, Нед, мы вас слушаем, — сказал я. — О чем же вы хотели говорить?
— То, что я хочу вам сказать, весьма просто, — начал канадец. — Мы уже в Европе, и я предлагаю бежать с «Наутилуса» прежде, чем капитану Немо вздумается увезти нас к полярным морям и снова возвратиться в Океанию.
Признаюсь, что все рассуждения по этому вопросу всегда ставили меня в затруднительное положение. Я ни под каким видом не считал себя вправе посягать на свободу действий моих товарищей и в то же время не имел ни малейшего желания расставаться с капитаном Немо. Благодаря ему, благодаря его подводному судну я каждый день обогащал себя знанием, изучал жизнь моря в среде самой стихии и исправлял свой прежний труд о морских глубинах. Представится ли мне когда-либо еще случай наблюдать чудеса океана в такой же обстановке? Конечно нет! И я не мог желать покинуть «Наутилус» раньше выполнения всех намеченных мною исследований.
— Друг Нед, — сказал я, — отвечайте мне откровенно. Скучаете вы на борту? Сожалеете ли вы о том, что судьба бросила вас в руки капитана Немо?
Прошла минута, пока канадец собрался ответить. Затем, сложив на груди руки, он ответил так:
— Говоря откровенно, я ничуть не сожалею, что имел случай совершить подводное путешествие; более того, я этим очень доволен. Но раз оно сделано, надо, чтобы ему наступил и конец. Вот мое мнение.
— Оно окончится, Нед.
— Где и когда?
— Где? Не знаю. Когда? Не могу ответить, но предполагаю, что окончится, когда эти моря для нас не будут более иметь поучительного значения. Всякое начало на этом свете имеет свой конец.
— Я так же думаю, как господин профессор, — заявил Консель. — И весьма возможно, что капитан Немо, объехав все моря земного шара, всех нас троих отпустит на свободу.
— Отпустит на тот свет, хотите вы сказать! — воскликнул канадец.
— Обойдемся без преувеличения, мистер Ленд, — возразил я, — конечно, нам не приходится опасаться капитана Немо, но я далеко не разделяю мнения Конселя. Мы постигли тайны «Наутилуса», и я не думаю, чтобы их огласка входила в интересы капитана Немо.
— В таком случае на что же вы рассчитываете? — спросил канадец.
— Что встретятся такие обстоятельства, которыми мы можем, вернее, даже должны воспользоваться, но они могут встретиться, быть может, и сегодня, а быть может, и через шесть месяцев.
— Гм! — промычал Нед Ленд. — А где, вы, господин натуралист, полагаете, мы будем находиться через шесть месяцев?
— Быть может — здесь, быть может — в Китае. Вам известно, «Наутилус» — быстрый ходок. Он проносится в океане, как ласточка в воздухе или как курьерский поезд на материке. Он также не боится морей, которые часто посещают корабли. Кто может сказать, что капитан не вздумает объехать берега Франции, Англии, Америки, где нам представится благоприятный случай для бегства.
— Господин Аронакс, — возразил канадец, — ваши аргументы не имеют основания. Вы говорите о будущем: мы будем, мол, там или там-то. Я же говорю о настоящем: мы теперь здесь и надо этим пользоваться.
Я был прижат к стене логикой Неда Ленда и не чувствовал под собой почвы. Я не мог приискать более убедительных аргументов.
— Господин профессор, — продолжал Ленд, — предположим, что капитан Немо сегодня же предложит нам свободу. Примете вы ее?
— Не знаю, — ответил я.
— А если капитан добавит, что он больше этого предложения не повторит, согласитесь вы принять свободу?
Я молчал.
— А что ответит друг Консель? — спросил Нед Ленд.
— Друг Консель, — спокойно ответил Консель, — ничего об этом не думает. Он совершенно равнодушен к этому вопросу. Он холост, как его господин и товарищ Нед. Ни жена, ни дети, ни родственники — никто не ждет его на родине. Он служит господину профессору, думает и говорит, как профессор, и, к величайшему сожалению, на него нельзя рассчитывать ради получения большинства голосов. К соглашению прийти надо только двум лицам, господину профессору, с одной стороны, и Неду Ленду — с другой.
Я невольно усмехнулся этой тираде, в которой Консель уничтожал свою личность. Канадец был доволен: он избавлялся от одного противника.
— Итак, господин профессор, — продолжал он, — если Консель не существует, то будем рассуждать вдвоем. Я все сказал. Вы меня выслушали. Очередь за вами.
Пришлось дать категоричный ответ. Увертки мне уже надоели.
— Вот мой ответ, друг Нед, — сказал я, — вы правы, и ваши доводы сильнее моих. Рассчитывать на согласие капитана Немо не приходится; простое благоразумие не позволит ему дать нам свободу. С другой стороны, то же благоразумие обязывает нас воспользоваться первым подходящим случаем, чтобы бежать с «Наутилуса».