Двадцатое июля
Шрифт:
Скорцени посмотрел на часы. Они показывали ровно половину девятого вечера.
— Отто, сколько с вами людей?
— Две роты. Около двух сотен.
— Замечательно. К сожалению, заговорщики успели пустить в эфир сигнал «Валькирия». На данный момент в Берлин уже начали стягиваться войска предателей. Начались захваты административных зданий. — Геббельс подвел Скорцени к карте Берлина. — Часть людей отправьте в узел связи на Кенигс-Вустерхаузен. Кто-то из заговорщиков пытается отправить телеграммы в группировки наших войск. Немедленно задержите этих негодяев
— Вы думаете, на министерство могут совершить нападение?
— Оно уже началось. Мне позвонили десять минут назад. В нашу сторону направляются патрульные службы сухопутных войск. Плюс те солдаты, которых привезли днем.
— Что ж, мои орлы сейчас осваивают первый этаж. У вас есть сотрудники, которые хотя бы раз в жизни держали оружие?
— Думаю, найдутся.
— Мне остаться с вами?
Геббельс нервно дернул плечом:
— Действуйте по обстановке. На меня не обращайте внимания. Я такой же солдат, как и вы.
— В таком случае я сначала проедусь с ребятами до радиостанции и заглушу ее. А вы продержитесь до моего возвращения. Хайль, мой министр!
Геббельс неожиданно улыбнулся. Ему нравился Скорцени. Впрочем, сейчас не до сантиментов. Он снова поднял телефонную трубку и набрал номер Геринга.
— Герман, у нас складывается тяжелое положение.
— Изложи детальнее.
«Как в старые добрые времена», — снова вспомнилась вдруг фраза Гитлера. Да, давненько они не общались с рейхсмаршалом на «ты».
Прежде чем окончательно нырнуть в логово, Бургдорф осмотрелся еще раз. Стемнело. На близлежащих руинах никого видно не было. Двойник фюрера, осторожно ступая по обломкам кирпича и бетона, пробрался к скрытому лазу, ведущему в подвальное помещение. Вход в него он прикрыл пыльным деревянным и с виду очень массивным щитом, который притащил с соседних руин несколько ночей назад. Бургдорф знал, как можно справиться с этим щитом в одиночку: достаточно цросто взяться за дальний угол, и благодаря тотчас вступающему в действие закону о силе тяжести громоздкая конструкция начинала приподниматься сама. Что он и сделал.
Все стояло на своих местах. Так же, как во время его последнего посещения. В углу — железная кровать с двумя матрацами и подушкой. Рядом — небольшой столик на трех ножках. Для большей устойчивости новый жилец придвинул его вплотную к стене. В противоположном от кровати углу возвышался металлический короб, наполненный пресной водой. Возле него разместились три ящика с консервами и сухарями.
Единственный недостаток обиталища состоял в отсутствии клозета. Но с этим Бургдорф попробует смириться. Будет по ночам совершать вылазки на волю.
Однако имелось еще и второе неудобство. Сырость. Впрочем, летом на этот недостаток можно не обращать внимания. А оставаться в подвале на более долгий срок корректор не собирался. Как только все успокоится, он уедет в Мюнхен. Благо в пивной столице рейха его никто не знал.
Беглец бросил сумку на пол и упал на кровать.
Всё. Он свой выбор сделал. Теперь или смерть, или, как минимум, концлагерь. Что, впрочем, одно и то же.
Бургдорф посмотрел на часы: без пятнадцати девять. Нужно попытаться заснуть. Обязательно нужно поспать. Вряд ли сегодня кто-то приступит к тщательным поискам пропавшего корректора. Весь Берлин в войсках. Кругом танки. Паника. Стрельба. А вот завтра им уж точно займутся вплотную. Поэтому к утру следует чувствовать себя свежим, бодрым и готовым к действию.
Дверь распахнулась от резкого толчка. Доктор Клюге обернулся. В помещение вошли Гиммлер и шесть охранников.
— Мой рейхсфюрер, — врач спиной прикрыл тело Гитлера, — к сожалению, я вынужден напомнить: здесь нельзя находиться без медицинских халатов и масок.
— Он жив? — проигнорировал Гиммлер тираду доктора.
— Мы делаем все, что в наших силах. Однако у фюрера несколько минут назад остановилось сердце. Но шанс еще есть…
— Отойдите в сторону. — Гиммлер оттолкнул доктора, и того тут же приняла охрана. Рейхсфюрер поднял безжизненную руку Гитлера, подержал ее на весу и уронил на место. — Керстен, взгляните.
Личный врач рейхсфюрера склонился над мертвым Гитлером.
— Итак, доктор, — Гиммлер достал платок и тщательно протер им руки. — Когда скончался наш фюрер?
— Несколько минут назад, — без колебаний ответил врач.
— Несколько минут назад, — механически повторил Гиммлер. И повернулся к охране: — Этих, — он указал на доктора Клюге и доктора Гепнера, — расстрелять. Немедленно. К телу фюрера приставить охрану. Если произойдет нечто из ряда вон выходящее, ищите меня в узле связи.
— Господин рейхсфюрер, — Керстен загородил собой дверной проем, — прошу вас, отмените приказ о расстреле врачей! В кончине фюрера нет их вины!
— Я с вами согласен, доктор. Они не виноваты в смерти фюрера. — Гиммлер посмотрел на доктора Гепнера, тот опустил глаза. — Но я человек военный и прекрасно знаю, как выглядит тело покойного через минуту, и как — через полчаса. Не правда ли, господин доктор?
Керстен сник. Да, он совсем не учел, что Гиммлер действительно был хорошим знатоком в подобных делах.
Гепнер упал рейхсфюреру в ноги, умоляя сохранить ему жизнь. Однако министр безопасности остался неумолим.
— С врагами рейха следует расправляться беспощадно. — Гиммлер ткнул пальцем Керстена в грудь: — Даже если они чьи-то любимчики.
Гепнер вцепился в сапог рейхсфюрера.
— Не убивайте меня! У меня семья! Моя старая мать не перенесет моей смерти!..
Адъютант Гиммлера с трудом оторвал врача от шефа, однако Гепнер попытался снова вцепиться в обувь рейхсфюрера. Офицеру это, видимо, надоело. Выхватив из кобуры пистолет, он точным, отработанным движением приставил его к затылку доктора и нажал на спусковой крючок. Звук выстрела на мгновение оглушил Керстена.