Дважды благословенная
Шрифт:
Было уже темно. И в доме, и на дворе все затихло. Розита помогла Тори переодеться в ее обычную ночную рубашку и задернула шторы. Чувствуя настроение хозяйки, служанка не стала — задавать лишних вопросов о том, как прошла свадьба, за что Тори была ей весьма признательна. Если бы Розита пустилась в пространные рассуждения о том, как важна для новобрачной ее первая ночь, Тори бы ее придушила.
Розита удалилась. Забравшись в постель, Тори притушила светильник и долго лежала.в темноте, думая о том, хватит ли у Итана наглости — или глупости — прийти к ней сегодня. Что ж, пусть попытается —
Тори ждала очень долго, но шаги на лестнице так и не раздались. К своему удивлению, Тори вдруг почувствовала разочарование.
День ее свадьбы. Он должен был стать самым счастливым днем в ее жизни, а стал самым грустным.
Тори ворочалась в постели, нервно теребя рукой волосы. Да, жизнь — не только праздники, но могла ли она представить, что все так обернется? Тори вспомнила ту волнующую ночь, когда она ждала поцелуя Итана. Что тогда произошло между ними?
Он целовал ее… Но было ли это настоящим чувством или обычной реакцией мужчины на женщину? Он так нежно обнимал ее, когда, спасшись после песчаной бури, они, обессиленные, спали в заброшенном доме… Да уж не приснилось ли ей это?
Как странно… Если бы мужчина из ее мечтаний, герой ее снов существовал в реальности, у него была бы внешность Итана — его широкие плечи, его зеленые глаза, его медные, немного выгоревшие на солнце волосы… Он так же прямо сидел бы в седле и так же бесстрашно рвался навстречу опасностям, у него был бы голос Итана, и в его высказываниях всегда присутствовала бы та же неоспоримая логика. Поцелуи его были бы такими же нежными и страстными. И вот все это принадлежит ей — но все обернулось совсем не так, как ей мечталось…
Разве можно забыть ту жестокость, с которой оттолкнул ее Итан прошлым вечером — накануне свадьбы? В его глазах был холод, в голосе звучало циничное презрение. Она ему никогда этого не простит. И никогда не станет его женой по-настоящему.
Тори ворочалась в постели, сбивая одеяло и снова поправляя его, и все время переворачивала подушку, стараясь устроиться поудобнее. Тори хотелось заплакать, но ей было так тяжело, что не было даже слез.
А ведь Тори так надеялась на отца! Она рассчитывала, что он сразу же удалит из ее жизни этого человека. Но вместо этого отец приговорил ее к тому, чтобы видеть его каждый день. Теперь ей не оставалось ничего другого, как только быть его женой… до тех пор, пока отец наконец не поймет, что собой представляет этот Итан.
И вдруг у Тори возникла некоторая мысль, и она ухватилась за нее, как утопающий хватается за соломинку. Разумеется, не стоило думать, что Итан вдруг станет с ней плохо обращаться на глазах ее отца, — Итан же сказал ей, что собирается унаследовать землю и власть Кэмпа Мередита. Но Тори знала, что Итан Кантрелл — человек с темным прошлым. Вот если бы ей удалось узнать подробности… Возможно, там можно раскопать что-нибудь такое, что заставит ее отца отказаться от подобного зятя.
Тори вдруг показалось, что она слышит шаги на лестнице. Сердце ее екнуло, но она тут же поняла, что это всего лишь скрипнула калитка от ветра. Тори поднялась и выглянула в окно. Луна была уже высоко, и двор заливал ровный голубоватый
Итан сидел в кабинете Кэмпа, сжимая в руке бокал с недопитым бурбоном. Кэмп расположился напротив. У старика был довольный вид человека, только что провернувшего удачную сделку.
В сознании Итана прозвучали слова Лона Фоукса: «Забудь о личной неприязни к этому человеку. Относись ко всему просто как к работе». Итан помнил, что обещал Лону послушаться его совета.
Прошлым вечером, однако, он не очень-то его слушался, накинувшись на ни в чем в общем-то не повинную Тори. Правда, выместив на ней злобу, сейчас он не чувствовал к Кэмпу обычной антипатии.
Да, Тори не заслуживала подобного обращения, и в душе Итан чувствовал раскаяние за свое вчерашнее поведение. Девушка уж никак не виновата в преступлении отца, совершенном десять лет назад, когда она сама была еще ребенком. Разумеется, было бы неправильно считать, что у нее нет никакой вины перед Итаном — она манипулировала им, чуть не разрушив все его планы… Но нельзя не признать, что в какой-то момент он сам едва не поддался эмоциям. Итану, разумеется, не раз приходилось совершать ошибки, но винить в них он привык всегда лишь себя. А вчера вечером он попытался свалить вину за все свои беды на Тори.
У Итана не выходил из головы образ Тори во время сегодняшней свадебной церемонии — бледное лицо, гордо поднятая голова, в глазах — презрение. Для самого Итана эта церемония была не более чем пустой формальностью — все равно Тори никогда по-настоящему не станет его женой. Но все же Итан понимал, что при всех ее грехах девушка не заслуживала такого брака.
При других обстоятельствах Итан, может быть, и был бы не прочь сблизиться с ней — ласкать ее, заботиться о ней, посвящать в тайны любви, видеть, как загораются страстью и нежностью ее глаза при взгляде на него, чувствовать, засыпая, ее голову на своем плече… Да, Тори заслуживала лучшего брака. Да и сам Итан в общем-то тоже…
Итан встряхнул головой, словно желая отогнать эти мысли. С чего это вдруг он так расчувствовался? Должно быть, он выпил сегодня за обедом слишком много красного вина, да еще сейчас этот бурбон… Почему он должен жалеть эту избалованную, взбалмошную девчонку, принесшую ему одни лишь неприятности? Он должен смотреть на все только как на свою работу. Итану снова вспомнился совет Лона Фоукса не примешивать к работе своих личных чувств.
Кэмп предложил Итану сигару, и тот взял ее, но от маленьких золоченых ножниц отказался, откусив кончик зубами. Мередит, подмигнув, отсалютовал ему своим бокалом:
— Добро пожаловать в мою семью, сынок! Надеюсь, ты уже понял, что становишься наследником одного из самых богатых плантаторов в Нью-Мексико. Будешь вести себя как следует — все это однажды станет твоим. Но если, — глаза Кэмпа сузились, — тебе случится чем-то прогневить меня или, не дай Бог, обидеть мою дочь, — можешь считать себя покойником. Я буду зорко следить за тобой!
Итан сделал пару затяжек, прежде чем ответить.
— Что ж, — проговорил он, пуская дым, — сурово, но справедливо!