Дважды невезучие
Шрифт:
– И? – выжидательно спросила я, желая получить ценную информацию о предполагаемом методе борьбы с гидрами.
– И ничего, – хмуро предрек наш неисправимый пессимист. – Останутся от тебя только косички да сапожки. Ибо стражей храма невозможно победить умом или хитростью, их можно только уничтожить. – И он сделал красноречивый жест, изображая, будто натягивает тетиву незримого лука, который потерял еще при высадке на берег Ледницы. – Но, к сожалению, не из чего…
– Если передумаешь, то возвращайся. – Внимательно слушавшая наш диалог охотница сняла с плеча свой лук и подала его мне. – Прими в качестве подарка, думаю, он тебе пригодится… – Она прощально взмахнула рукой и отправилась обратно в деревню.
– Ну как, к горе? – спросил
– Точно, туда, – с облегчением вздохнула я. – Предпочитаю и дальше гоняться за миражом, чем довольствоваться своеобразным здешним счастьем!
– А что ты имеешь против него? – не понял слепец.
– Да ничего личного, просто неприглядное оно какое-то… – тихонько ответила я.
Судя по вытянувшемуся лицу слепого, стало понятно, что он меня не понял, но я уклонилась от продолжения разговора, проигнорировала его наводящие вопросы и с невозмутимым видом продолжила путь к горе.
Глазомер сыграл со мной плохую шутку, и дорога к горе оказалась намного длиннее, чем я предполагала изначально. А возможно, мне стоило винить отнюдь не себя, а оптическую иллюзию Таналоа, ставшую серьезным испытанием для наших мышц и терпения. Солнце заметно клонилось к закату, когда мы наконец-то достигли подножия горы и остановились перед зияющим входом в пещеру, ничем не защищенным и не прикрытым.
С правой стороны от грота, как я обоснованно предположила, и являющегося гробницей Айзатара, виднелся небольшой бюст, установленный в специальной выемке, вырубленной прямо в скале. Я с любопытством рассматривала скульптурное изображение мужчины средних лет, при жизни обладавшего весьма незаурядной внешностью. Высокий лоб, большие, четкого очерка глаза, прямой нос, сильный подбородок и мощная, как колонна, шея сказали мне о многом. Покойный волшебник был, без сомнения, личностью волевой и властной, но при этом отнюдь не чужд доброты и справедливости. Кстати, он отличался и вполне небанальной телесной красотой, немного грубоватой, но для мужчины это скорее преимущество, чем недостаток.
– Красивый? – полюбопытствовал слепой, правильно истолковав мое затянувшееся молчание и кончиками пальцев осторожно прикоснувшись к бюсту Айзатара.
– На мой вкус – очень даже красивый, – подтвердила я. – К тому же смею предположить, что дядька он был весьма суровый. Обеспечил своих дочек и внучек мужьями, вопреки выкрутасу природы, неизвестно за что на них свалившемуся. Причем жизни своей не пожалел, творя последнюю волшбу. Вот это любовь, вот это чувство долга! – Я старалась говорить ровно, но, вопреки своим намерениям, не сумела сдержать восторженных ноток.
– А ты бы смогла так же пожертвовать собой ради своих близких? – быстро спросил Стрелок, а его голос предательски дрогнул, сильно меня удивив.
– Наверное, да, – задумчиво ответила я, гадая о причине внезапного волнения незрячего эльфа. – Если встанет вопрос о жизни и смерти, то я предпочту спасти других, ибо, если честно, давно, искренне и прочно не верю в благополучный исход нашего путешествия. В благополучный исход сугубо для меня, – поспешно уточнила я, предвосхищая еще не прозвучавший вопрос. – Ибо, как справедливо упомянул Гонт сегодня утром, за все нужно платить, а самые заядлые торгаши нашего мира – это боги, никогда не упускающие собственную выгоду.
– Это ты точно подметила! – Эльф красноречиво прикоснулся к своему шраму. – Проверено на себе. Но учти, – его усмешка не сулила мне ничего хорошего, – при удобном случае я припомню тебе твое нынешнее обещание…
– Предчувствую, что подходящий случай не заставит себя ждать, – вернула подачу я. – Ладно, заметано. Как говорится, назвался эльфом – не забудь навострить уши!
Незрячий восхищенно гыкнул, отдавая должное моему самообладанию, и развернулся на каблуках, намереваясь вступить в пещеру.
– Куда? – поймала его за куртку я. – Поперек мамки в пекло? Вспомни, что говорил нам Вышегор о четырехрукой женщине…
– Нашла кому поверить! – скептично фыркнул слепой, однако решительности у него заметно поубавилось. Эльф истуканом застыл на пороге пещеры, настороженно вслушиваясь в тишину…
– Не старайся, эту ловушку не услышишь, – разочаровала его я, а затем вынула из ножен сабли, поглубже вдохнула, мысленно испросила разрешения у мертвого волшебника и шагнула в пещеру…
Сила обрушилась на меня будто шквал… Мертвой хваткой вцепившись в рукояти сабель, я крутила две «мельницы» с такой скоростью, которой не достигала ни на одной тренировке. Спасибо воеводе Нелюду, приучавшему меня с детства владеть парными уррагскими саблями. Сами уррагцы – народ кочевой, буйный, неукротимый. И именно у этого народа в ходу определение «четырехрукий», ибо считается, что помимо двух рук – полученных при рождении, мастер боя на саблях владеет еще двумя конечностями, с коими управляется столь же искусно. Недаром ворчал и ругался на меня Нелюд, поучая, что до звания «четырехрукой» мне еще ой как далеко, а пока больше подходит мне другое, справедливое и обидное – «косорукая». Но, полагаю, сегодня учитель мог бы мной гордиться…
Меня осыпало тысячами ледяных игл, обдавало клубами дыма и пламени, накрывало градом камней и метательных дротиков. Покойный Айзатар оказался богат на выдумку, ибо после огня на меня вылился сначала поток крутого кипятка, а затем посыпались крупные градины. Лезвия вращающихся сабель слились в две непрерывные линии, благополучно отражая огонь, воду и град. В руках поселилась тянущая боль, я заморилась и вспотела, но ни на миг не остановила вращательного движения сабель, упрямо идя вперед. И в тот самый момент, когда пришло осознание, что силы мои истощились, а я сама готова свалиться от усталости, испытание закончилось так же внезапно, как и началось. Оглядевшись по сторонам, я с изумлением обнаружила, что очутилась в огромной пустой зале, в центре которой возвышался массивный черный гроб – высеченный из ствола векового кедра.
– Ну, здравствуй, волшебник! – устало поздоровалась я, вкладывая сабли в ножны. – Заставил же ты меня попотеть! – Ощупав себя, я выяснила – отделалась на удивление легко, получив всего лишь два неглубоких пореза на руках и ожог на лбу. – Можешь не хитрить, я уже почти разгадала страшную тайну Таналоа, но совсем не прочь ознакомиться и с твоей версией произошедшего, – вслух произнесла я, ибо на крышке гроба лежало нечто точно предназначающееся для меня. – Признаться честно, меня сильно шокировал облик обитательниц Таналоа. Полагаю, поначалу и тебя тоже? – Я взяла цилиндрический футляр, раскрыла его, вытряхнула спрятанный внутри свиток и погрузилась в чтение…
«Здравствуй, четырехрукая! – значилось в адресованном мне послании Айзатара. – Во сне ко мне явилась королева Смерть и возвестила о том, что однажды ты прибудешь в земли Таналоа, дабы убедиться в том, что красота может стать наказанием, а уродство – благом. Вернее, в том, что красота духовная не всегда соответствует красоте телесной. И если ты сейчас читаешь мое письмо, значит, прошла очередное уготованное тебе испытание и готова вступить на ладью Харона, должную доставить тебя в Храм Смерти. А беспрепятственно пройти через земли Таналоа, закрытые магией слепоты, тебе помогут мои слезы. Береги их, ибо они способны уберечь не только от потери зрения, но и от другой, более страшной беды. Помни, наша жизнь складывается из внешне малозначительных мелочей, на самом деле – всецело между собой связанных… Научись понимать оные связи! Что же касается тайны обитательниц этого края, то она очевидна. Ибо, обладая прекрасными фигурами, будучи добрыми и простодушными, жительницы Таналоа отличаются чрезвычайно страшными лицами, являющимися их наказанием – и вместе с тем величайшим счастьем. Поэтому я ослепляю всех мужчин, попадающих в этот край, дабы подтвердить немудреную истину, заключающуюся в том, что истинная любовь слепа».