Дважды похищенная
Шрифт:
— Твой, твой, — таким же тоном успокоила её Зарина и чуть отодвинув ворот рубашки, показала след от укуса оборотня. — Думаю, пока эта гадость не заживёт, мне лучше вообще ни на кого не пялиться от греха подальше. А то эта псина блохастая ещё загрызёт. Мне служанка, оборотница, рассказала, это у них метка называется. Я вроде как наложница получаюсь.
— Да, ладно! Не может быть! Наложницы вон в нарядных платьях на диванах сидят и пирожные кушают. И прислуживают у них только двуликие. Недавно одну нашу чуть ли не насмерть забили, когда она какое-то тонкое кружево при стирке на любимом платье наложницы порвала. Девка до сих пор ещё на животе лежит, к работе вернуться пока не может, — Алли неверяще отмахнулась
Возвратившись от ручья, девушки допоздна развешивали бельё для просушки на натянутых через весь задний двор веревках, поддерживаемых длинными подпорками.
На следующее вечер зарядил многодневный холодный осенний дождь, а потом случились первые заморозки и Зарина в полной мере убедилась в справедливости сказанных Алли слов.
Шум, дурно пахнущие испарения, влажность…. В дождливую погоду белье стирали меньше, но то что стирали, развешивали в помещении, от этого по всему дому, где жили прачки, расползалась противная сырость, на стенах появилась плесень.
Зарину целыми днями оглушал грохот от приносимых мужчинами дров, передвигаемых по полу котлов, бадей и корыт, выколачивание белья рубелем.
Некоторые женщины пели песни за работой для поддержания настроения, и не всегда у них получалось мило для слуха окружающих. Чесались руки заткнуть такой певице рот прямо мокрым бельём.
Порой, между женщинами случались выяснения отношений, брань и даже мелкие потасовки, которые тут же прекращала старшая прачка. Она сразу рычала и выпускала длинные острые клыки и, если такая угроза не срабатывала, могла больно укусить скандалисток.
С раннего утра до позднего вечера у прачек не было ни минуты покоя. С вечера замачивалось белье, утром разогревали котлы.
Зарине пришлось делать всякое. Она сортировала белье по степени загрязненности и самые грязные вещи: носки, кухонные фартуки, носовые платки, рабочую одежду, намыливала и замачивала на ночь, пожелтевшее белье замачивала в кислом молоке. Каждое утро, пока нагревался котел с водой, Зарина брала щетку, рубель и стиральную доску. Щеткой она удаляла грязь с белья, рубелем белье выколачивала. Использовать стиральную доску правильно она умела — всем кулаком, а не пальцами, иначе быстро стёрла бы их до крови, и тогда окунание рук в воду со щелочью доставляло бы адскую боль.
Иногда старшая поручала ей кипятить белье с содой и мылом, постоянно помешивая деревянной палкой. После долгого вываривания Зарина проверяла белье, не осталось ли пятен, и под проливным дождём везла в бадье на тележке к ручью тщательно прополаскивать в проточной воде.
Самое тяжёлое — это отжимание, которое требовало значительных усилий.
Случалось, Зарину с Алли посылали на кухню собирать золу из печей. В тот день топили печи дубовыми дровами, а это лучшая зола для щёлока. Девушки относили её прачкам, которые варили мыло.
Работали в прачечной и человеческие мужчины. Они таскали воду, заготавливали дрова, разжигали огонь для огромных котлов, натягивали веревки для сушки.
Как ни странно, но были здесь и такие задания, которые у старшей прачки получали только любимицы. Это — разносить по господскому дому чистое бельё.
Обычно это были те девушки, которые смогли как-то выслужиться перед старшей или как следует подлизаться. Эти счастливицы вместо тяжёлой вонючей работы переодевались в чистое платье с накрахмаленным фартучком, одевали на спину корзину полную белья и так отправлялись в Большой дом.
Глава 17
Они отправились в ночь.
Перед этим, Тамила, ради сына, стараясь держаться спокойно, нежно простилась с ним. Потом от всей души попросила брата покойного мужа как следует заботиться о подростке и помягче сообщить ему о смерти отца. Сама она так и не решилась это сделать в их последние минуты вместе. Сердце матери обливалось кровью: четырнадцатилетний Грэмми по сути остаётся круглой сиротой, теряя в этот странный вечер обоих родителей, и отца, и мать.
Превозмогая боль, и душевную от расставания с сыном, и физическую от побоев покойного ревнивца, Тамила покинула дом, в котором ярко горели свечи и копошились люди, навсегда оставляя за спиной свою прежнюю жизнь. Во дворе её ждал пугающий оборотень с огромным мешком в руках, который на деле оказался приспособлением для переноски двуликими крупных грузов, находясь в волчьей ипостаси.
Тамила не знала, каким бы ей показалось это путешествие в специальном мешковатом рюкзаке, лежа на спине мощного оборотня, если бы её тело не болело так сильно. Возможно, даже понравилось бы. Быстрый бег волка был стремительным и ровным, пушистый мех — густым и мягким. Тамила, прижимаясь к мохнатой холке щекой, грудью ощущала равномерно перекатывающиеся при движении мощные мышцы. Луна струила призрачным светом, освещая их путь, делая окружающий мир таким же нереальным, как и всё, что с Тамилой сейчас происходило. Женщину потихоньку начало клонить ко сну. Ей захотелось уснуть поскорее. Она смотрела в ночь, стараясь не думать о происходящем, не анализировать, веки сами стали опускаться, Тамила, наконец, закрыла глаза. «Я всё равно пока ничего не могу изменить. Главное, сына оборотень не тронул. Брат мужа невероятно добрый и любит племянника. Он сможет позаботиться о моём мальчике. А мне уж точно хуже, чем с мужем, особенно в последнее время, не будет», — думала она, засыпая.
Их путешествие оказалось сумасшедшей гонкой. Оборотень долго размеренно бежал почти без остановок, уставая, давал себе пару часов сна, прямо лежа на голой земле, в волчьей ипостаси, и снова начинался бег. Во время таких остановок, выспавшаяся в пути, Тамила тихонько бродила неподалёку. Обычно волк спал недалеко от воды и женщина вдоволь пила, а вот о еде двуликий не беспокоился: сам не ел, и женщину свою не кормил. Уже к концу вторых суток, на остановке, недалеко от границы между странами, которую они уже пересекли, голодной Тамиле удалось полакомиться душистыми лесными грушами, пока оборотень спал. Она прихватила несколько груш с собой в мешок и сгрызла их на следующей остановке.
Прибытие в столицу двуликих Тамила проспала. Она проснулась в том же специальном мешке, но уже в просторной красивой комнате. Оборотень оставил переноску, вместе с Тамилой внутри, на большой белоснежной шкуре, раскинутой рядом с широкой низкой кроватью под балдахином. У стены на невысокой, но массивной тумбе с украшенными резным орнаментом дверцами стояло высокое трёхстворчатое зеркало. Поднявшись, женщина невольно отразилась в нём и своим собственным движением привлекла внимание. Тамила неуверенно подошла к зеркалу и пристально вгляделась в своё отражение. Она увидела девушку лет двадцати, невероятно худенькую, изнемождённую, с горящими словно уголья, чёрными глазами на бледном лице с высокими скулами и впавшими щеками. Прямые тёмные волосы когда-то, ещё в прошлой жизни, были заплетены в косу и свёрнуты в узел на затылке, но за время долгого путешествия узел распался, коса свободно лежала между выступающих лопаток, выбившиеся прямые почти чёрные пряди волос свисали вдоль щёк, подчёркивая их бледность.