Дважды рожденный
Шрифт:
Он три раза ткнул пальцем в черту, которая обозначала: «наибольшее давление».
Профессор сразу понял, что хотел сказать Эйс: подводная лодка испорчена уже около двух месяцев. Следовательно, когда дворец затоплялся водой, спасения все равно не было? Ну, да, ведь несчастье было всего недели две-три назад!
Жутко стало профессору при этом открытии. Много любопытного видел он до сих пор в этом подводном дворце, но этот факт был для него самым любопытным, чтобы не сказать больше. Как? Значит, Чон тогда зря болтал о том, что все гоми собираются совершить переселение во главе со своей субмариной? Следовательно, когда Зеленый дворец был в опасности, они в сущности были подобны крысам на тонущем корабле? Повидимому, так, теперь
Но мысль запала и постоянно преследовала Мартынова, и он большую часть времени проводил с Эйсом. Профессор был прирожденный лингвист и с поразительной быстротой усваивал язык Эйса. Тот сам явно желал облегчить задачу профессора, и оба занимались исключительно языком Эйса почти беспрерывно, даже на субмарине, где Эйс подолгу возился.
Профессор сгорал от нетерпения подробно узнать о родине Эйса и народе, к которому он принадлежал, но сдерживал себя и лишь наводил Эйса на мысль о бегстве из Зеленого дворца.
Эйс сначала отмалчивался, когда Мартынов неуклюже пытался намекнуть ему про свои затаенные мысли, но вскоре мысль была высказана прямо и отчетливо.
— Повидимому, — сказал однажды Мартынов, — нам трудно ждать от гоми порывов: они никогда нас не отпустят добровольно.
— У меня такое же убеждение, — ответил Эйс.
— В таком случае мы все надежды можем возложить только на свои силы. Конечно, отсутствие правой руки у Эйса отзовется на наших планах, но...
— Ничего, можно справиться,
— Жизнь обитателей подводного жилища полна всяких случайностей. Я недавно рассказывал тебе о затоплении дворца. Поэтому по справедливости, хотя гоми твари низшего порядка, не следовало бы их лишать единственного средства передвижения или даже, может быть, спасения в будущем. Я имею в виду субмарину.
— Что ты имеешь в виду делать с субмариной?
— Я полагаю воспользоваться ею для бегства отсюда.
— А!
Эйс тревожно оглянулся, но гоми сидели невозмутимые и спокойные и, казалось, внимательно следили за его работой. Профессор без боязни высказал вслух свою мысль, ибо был уверен, что ни одни гоми не понимает его разговора с Эйсом. Последний согласился с ним относительно невозможности воспользоваться единственной подводной лодкой гоми.
— Но иных средств передвижения здесь нет, — заметил Мартынов, — если не считать собственных рук и ног, то-есть плавания. Туннель, ведущий на сушу, завалей. Динамита здесь нет, я в этом убедился. Сделать его мы не можем.
— Дворец не глубоко в воде, но в 20-25 километрах от берега.
— Мне такое расстояние не по силам.
— Мне тоже.
— У меня сейчас мелькнула такая мысль... Гоми удерживают нас насильно здесь, поэтому придется противопоставить им тоже насилие, — это будет только справедливо.
Когда Эйс, наконец, вник в смысл предложения профессора, он брезгливо поморщился.
— Это — особенность дикарей, людей каменного века, прибегать к насилию, — заметил он. — Мой мозг давно отвык от работы в этом направлении, и я ничего не могу придумать, кроме того, что мне это противно.
— Но мы живем среди дикарей и должны противопоставить им свою волю — волю цивилизованных людей. Мой план заключается в следующем. Когда субмарина будет готова...
И профессор стал неторопливо объяснять, что следует им предпринять, чтобы освободиться от неприятной опеки гоми. Эйс внимательно слушал, не прерывая в то же время своей работы. Надо заметить, что выражения обоих собеседников были далеко не так точны, как мы это только что рассказали, они должны были помогать себе еще жестами и мимикой, но понимали друг друга достаточно хорошо.
В конце концов кивком головы и улыбкой Эйс план профессора одобрил. Несколько гоми спокойно наблюдали за действиями Эйса и, казалось, совершенно не понимали смысла фраз, которыми обменивались профессор и Эйс.
Профессор давно уже жил в подводном дворце, но только теперь, смотря на молчаливых и сосредоточенных гоми, вспомнил, что они почти никогда не разговаривали между собой: они как будто понимали друг друга без слов. В свою очередь он тоже замолчал и сосредоточился на мысли о возможных препятствиях, которые могли встать на пути при побеге.
Побег
Прошло немного времени.
Субмарина была окончательно готова, трое гоми более или менее прилично усвоили себе управление ею, и оставалось только окончательно испытать механизм машины и кстати проверить на опыте познания трех будущих капитанов ее.
Профессор Мартынов давно уже заметил, что на подводной лодке, кроме боковых широких люков, был еще узкий люк на самом верху, к которому примыкала снизу маленькая кабинка с трапом. Верхний люк, должно быть, никогда не открывался с того момента, как лодка впервые вышла из дока: до того он не слушался рычага. Но, наконец, профессору, к несказанной его радости с большим трудом удалось заставить люк открываться и закрываться.
Каким-то образом Нифе пронюхала, что Мартынов с Эйсом что-то затевают. Внимание ее к профессору было столь трогательно, что он не побоялся рассказать ей о своих планах побега.
Казалось, она была огорчена.
— Значит, Токи не желает быть моим мужем?— спросила она, и в голосе ее послышалось профессору что-то человечески-знакомое.
Но скоро она заботливо снабдила профессора запасом «мелков» и «ралюмом» — револьвером гоми, имевшем вид желтой палочки, действие которой было тем не менее всегда смертоносно. Она же помогла профессору забраться в кабинку на субмарине, которая совсем неожиданно для профессора оказалась под бдительной охраной. Профессор искусно замаскировал вход в кабинку снизу, бывший и без того мало заметным и, повидимому, неизвестным для гоми. Кабинка помещалась как раз над мотором, которым приводились в движение все сложные машины подводной лодки.
Субмарина была погружена во мрак. Кругом царила могильная тишина, которая нарушалась только дыханием профессора.
— Хватятся или не хватятся? — в десятый раз спрашивал себя Мартынов, сидя в своем убежище.
В последние дни в его сознание вселились некоторые опасения, он начал думать, что, пожалуй, молчаливые и бесстрастные гоми, всегдашние свидетели его бесед с Эйсом, кое-что уловили из разговоров и сделали из этого соответствующие выводы. Похоже было на то, что они, если и не знали всего, то имели кой-какие подозрения и, конечно, чего доброго, примут свои меры. Стража около лодки давала повод для размышлений на эту тему.